Одно за другим со всего города прибывали к Дворцу подразделения.
Кожухов еще не прибыл – потом мы узнали, что его машина попала в пробку и километра два он пробежал, как стайер; Головин был на окраине, в 19-й ВПЧ, и уже мчался к Дворцу с одной из двух наших пятидесятиметровок, а Чепурин с дороги сообщил, что будет с минуты на минуту. Так что мне не на кого было оглядываться, я – единовластный РТП, и нужно, не теряя ни мгновения, самых опытных офицеров поставить на боевые участки.
Так я и сделал: распределил офицеров по этажам и крыльям, а сам с Лешей и звеном газодымозащитников побежал по центральной лестнице наверх – в глубокую разведку.
И заметил время: с момента нашего прибытия прошло три минуты.
Я был одержим одной идеей: во что бы то ни стало, как можно быстрее пробиться в высотку, где люди находились в особо опасном положении. Тогда мне и в голову не приходило то, что полчаса спустя придумают Кожухов и Клевцов, – да и не только мне, такого мир не видывал и не слыхивал; я мечтал только о том, чтобы вывести людей из высотной части на крышу основного здания – фактически на крышу двенадцатого, так как над десятым был большой технический этаж, со всяким оборудованием и коммуникациями. Если это удастся, главным врагом людей станет холод, но это уже по сравнению с огнем враг пустяковый. Я тогда еще не знал и того, от чего в отчаянии могла закружиться голова: что в ресторане на двадцать первом этаже был банкет! Полтораста человек в одном помещении, которым некуда выйти! И опять хорошо, что не знал, ибо отчаяние плохой советчик: в данной обстановке с наличными силами о двадцать первом этаже нечего было и думать.
По маршевым лестницам пожарные выводили, выносили пострадавших; многие спускались сами – черные от дыма, обессиленные от пережитого, иные, наоборот, до крайности возбужденные; в лифтовом холле четвертого этажа уже был развернут медпункт, там работали врачи из «скорой». Между четвертым и пятым я встретил Гулина, который выводил группу; я кивнул Леше, он сменил Гулина, а тот коротко осветил обстановку: Дед тушит на пятом правое крыло, дошел до задымленной радиорубки, а на левом крыле горит вовсю, нужна помощь. Я по радиостанции приказал Рагозину дать Гулину дополнительно отделение, а со своим звеном, да еще Леша прибежал, стал пробиваться на шестой.
Несколько слов о Леше Рудакове, поскольку в дальнейшем повествовании он играет важную роль.
В пожарной охране Леша появился после демобилизации и тут же получил прозвище Недомерок – видимо, потому, что вымахал под два метра и имел кулаки, напоминавшие средних размеров арбузы. Шесть лет назад ему было двадцать два года, но с тех пор он нисколько не изменился: такой же доверчивый и добродушный, свято верящий в высокое предназначение своего начальства и фанатично преданный идеалам пожарной охраны человек. Когда он женится – а Леша уверен, что этого никогда не случится, поскольку на его широченном скуластом лице совсем затерялся крохотный, да еще курносый девичий носик, – лучшего мужа и придумать невозможно. Добряк и первый силач города (двести раз подряд выжимает двухпудовую гирю!), Леша сметлив, расторопен и свою должность связного считает самой завидной из всех должностей на свете. В деле я за ним как за каменной стеной, я уже и считать бросил, сколько раз он меня выручал. Во всяком случае, дежурные по городу мне по-черному завидуют, а Кожухов, когда хочет меня наказать, грозится отобрать связного. Но Леша никогда ни к кому не уйдет: во-первых, он обожает Деда, к которому бегает советоваться по интимным вопросам, во-вторых, давно и тайно влюблен в Ольгу, а в-третьих, так же привязан ко мне, как я к нему. Леша – мой талисман, я уверен, что с его уходом потерял бы силу и захирел.
Во всем этом, конечно, много шутки, но за семь с лишним лет мы с Лешей прошли через многое, понимаем друг друга без лишних слов и беспредельно друг другу верим.
…Ремонт, будь он проклят! Потом начальство разберется, кто в чем виноват, каждый получит по заслугам, но сейчас горят ко`злы, груда подготовленной к замене облицовки из пластика, лестничные перила…
В коридорах пятого этажа наверняка уже работают – газодымозащитники должны были пройти туда через окна… Уже работают, подтверждает Рагозин, с которым я держу связь по переносной радиостанции. Прежде чем пройти наверх, нам нужно протушить всю эту дрянь, это в первую очередь, иначе проскочишь – обратно не выбраться.
Магистральная линия протянута, рукава полны, за пару минут сбили пламя из трех стволов и сквозь дым прорвались на шестой. Быстро зачернили потолок и стены, луч мощного группового фонаря – на лифт.
– Леша, мигом!
Погорельцы, запомните и не забывайте, лифт – худшая из всех ловушек! В пожар управление лифтами быстро выходит из строя, а бывает и так, что кнопки вызова лифта самопроизвольно срабатывают именно на горящих этажах и дверцы распахиваются – выходите, пожалуйста, в самый огонь. Были такие случаи, были! Да и сами кабины с их облицовкой из красивого пластика отлично горят, превращаясь в ядовитый дым. Поэтому при виде лифта на пожаре у нас срабатывает рефлекс – немедленно проверить!
Несколькими ударами легкого лома Леша разнес полированные дверцы – нет лифта. Я подобрал и бросил в них какую-то железяку – по стуку можно определить, есть внизу лифт или его там нет.
У нас с Лешей – переносные радиостанции «Днепр». «Днепр» включен, непрерывно работает на прием, и я в курсе всех боевых действий.
– Второй, я Седьмой, Второй, я Седьмой, потушил лифтовой холл на шестом этаже справа, начинаю проходить коридор, прошу срочно дополнительно два ствола Б, звено газодымозащитников…
– Седьмой, я Второй, вас понял, высылаю…
– Второй, я Четвертый, выхожу слева на шестой этаж, слева! Не хватает рукавов, нужны ствольщики с рукавами, нет ствольщика…
– Одиннадцатый, я Пятый, куда ты делся, где ты?
– Первый, я Пятый, мы с Восьмым пробиваемся в радиорубку, пришли звено газодымозащитников!
– Первый, я Второй, по центральной лестнице на шестой этаж идет Десятый с двумя отделениями, как слышишь меня, прием!
Я отвечаю Рагозину, что начинаю пробиваться на седьмой этаж, приказываю помочь Четвертому и Пятому… Я знаю, что Дима и без моего приказа все сделает, я в нем уверен, Дима