Кузница ковала мечи и ножи, ткачихи старались над холстами, самогонные аппараты дымили без устали — все для будущей, такой необходимой торговли. Но с кем? И будет ли она?
— Чего так долго? — Толик Перчев, наш сменщик, подскочил к машине, едва та улеглась. Его обычно веселое лицо было серым от усталости и раздражения.
— Мы тут упарились вас ждать! На целый час опаздываете! — Сенька Чалый, второй боец, вышел из землянки. Кряжистый, в выцветшем камуфляже и стоптанных берцах, он опирался на карабин. — Случилось чего?
— Да не… — Леонид протянул руку для приветственного пожатия. — Попросили мешки подбросить. Там и проваландались… Как тут? Спокойно?
— Так… — Сенька поморщился, поправил кепку. — Зверье по ночуге шастало. То выли, то гавкали… Вроде, не лезли. Но нервы потрепали изрядно. В общем, терпимо.
— Ну тады всё, — Леонид широко, уставше улыбнулся. — Пост сдал, пост принял. Не смею больше задерживать. И так время недетское…
Они передали нам карабины, патроны, рацию и ушли, понурыми плечами показывая, как им невмоготу.
Мы быстро проверили оружие. Леонид забрался на вышку — пятиметровый столб с корзинно-наблюдательным пунктом. Через минуту оттуда потекло ровное похрапывание. День был жаркий, тихий, степь пустынна до горизонта. Идеальное время для сна. Я открыл капот «Зямы». Стартер опять глючил. Иногда не срабатывал. Приходилось лезть под капот, тыкать отверткой. Надоело. Проводка «Зямы» была кошмаром: разноцветные жгуты, десятки скруток, изолента, почерневшая от времени и грязи. Красный провод становился белым, потом зеленым… Я давно собирался перебрать ее всю, но руки не доходили. Теперь пришлось. Вооружившись контролькой (лампочкой с проводами) и куском провода, я погрузился в лабиринт. Пыль, запах горелой изоляции, масла и бензина. Солнце палило в спину. Времени до темноты — в обрез.
К наступлению сумерек я успел лишь найти обрыв какого-то провода, идущего к реле стартера. Времени чинить не было. С горечью захлопнул капот. Отвезу завтра спецам.
— Пошли перекусим… — Леонид спустился с вышки, зевая во весь рот.
На импровизированном столе (дверь, снятая с сарая) стоял термос, лежала зажаренная до хрустящей корочки утка (добыча Леонида), несколько редисок и горка мелко нарезанного зеленого лука. Хлеба не было. Его не было уже месяц. Вся мука ушла в первые недели, а зерно берегли на семена. Осенью, с урожаем, должно стать легче: картошка, овощи… Но до осени — еще долго.
— Вкусно пахнет… — разливая из термоса темный напиток, я втянул носом аромат. — Что на сей раз?
Леонид, прежде чем ответить, задумчиво достал из кармана куртки маленький тряпичный мешочек. Развязал. Рассыпал на стол щепотку сушеных трав: цветочные головки гвоздики, листики мяты, соцветия тысячелистника, веточки тимьяна. Потом вытащил короткую, почерневшую от времени курительную трубку и начал не спеша набивать ее смесью трав.
— О как! — не удержался я.
— Ага, — Леонид чиркнул спичкой, прикурил, с наслаждением затянулся. Дымок был ароматным, но совсем не табачным. — Гвоздика, мята, тысячелистник, тимьян. Успокаивает.
— Травишь себя всякой дрянью… — пробурчал я беззлобно, отламывая кусок утки. — И это ты называешь удовольствием?
— А почему нет? — Леонид выпустил струйку дыма. Лицо его в сумерках стало задумчивым. — У меня не так много радостей осталось, Вась. А если еще и курить бросить…
— Так ты что, не пьешь? — удивился я, пытаясь вспомнить.
— В шесть лет бросил, — сказал он просто, глядя куда-то поверх моей головы, в темнеющую степь. Голос его был спокоен, но в нем звучала какая-то глубокая усталость.
— Да ну, трындеть… — я махнул рукой, приняв это за шутку. Шестилетний ребенок и алкоголь?
Но Леонид лишь грустно усмехнулся и начал рассказывать. Рассказывал ровно, без жалости к себе, как о чем-то обыденном. Как мать, работавшая посменно, оставляла его на попечение младших братьев — отпетых маргиналов. Как те, чтобы не возиться с малышом, просто поили его самогоном. Как он, шестилетний, засыпал пьяным, а потом и сам стал участвовать в их пьянках, потешая «дружков». Как привык к этому горькому, обжигающему глотку пойлу.
— А бросил как? — не удержался я.
— Да как-то… — Леонид выбил пепел из трубки о каблук. — Увидел, как знакомые тетки везут на санках своих пьяных мужей с какой-то гулянки. Те орали, матерились на весь колхоз, блевали… Жуть. Я посмотрел и подумал: «Ленька, ну его нафиг. Хватит». Мужик сказал — мужик сделал. Вот и всё.
Он замолчал. В степи окончательно стемнело. Где-то далеко, за периметром, завыл ветер. Или зверь. История Леонида повисла в воздухе — тяжелая, простая и страшная, как сама эта степь, как наша новая жизнь. Капля горечи в море общего отчаяния. Я доел холодную утку, запил горьковатым чаем. Пост принят. Ночь только начиналась.
Глава 9
Солнце уже наполовину ушло за горизонт, и я, прихватив бинокль, полез на вышку оглядеться перед окончательным наступлением темноты. По инструкции один из нас должен был постоянно там дежурить, но мы, как и наши сменщики, давно махнули на это рукой. Зачем? Степь плоская, как стол, видимость — километров на десять. Заметишь кого угодно и снизу. Так что вышка чаще служила местом для послеобеденного сна — как у Леонида, который умел спать, сидя, уронив голову на руки.
Поднеся бинокль к