— Как скажете, шеф! — попытался я пошутить, но вызвал лишь еще одну недовольную гримасу. По обыкновению сердитый, сегодня, накануне первого полета, Александр Карлович был особенно зол и напряжен. Мандражировал, что ли. Было ясно: терпения нам потребуется море. Он будет придираться ко всему подряд — иначе просто не сможет. Если не выговорится, не выплеснет этот клубок нервов, лопнет от злости. Это был его способ концентрации.
Заглянув в салон, внутрь я не полез. Моя задача была снаружи. Все внутренние работы, особенно связанные с управлением и приборкой, Кадет делал сам, презрительно бросая нам, «бездырям от сохи», лишь самую черновую, механическую работу. И в сущности, он прав. От меня сейчас требовалось всего лишь проверить положение контрольных рисок на пневмоцилиндрах шасси, спрятанных внутри стальных стоек. Если риски не на месте — подкачать. Процедура простая, но жизненно важная.
— Бочки катите, сонное царство! Чего встали, как пни⁈ — внезапно рявкнул дядя Саша, заметив подтягивающихся к полю мужиков из нашей ремонтной бригады. Он впрягал их в работу с ходу, без раскачки, как и меня. — Топливо доливать! До половины баков! Вчерашнего на пробный галс хватит, а нам лететь далеко!
Мы вчера залили около сотни литров, и для короткого пробного круга над селом этого было бы за глаза. Но для полноценного испытательного полета, как настаивал лётчик, требовалось больше. Мои робкие возражения о лишнем весе и опасности в случае аварии он отмел с ходу: «Всё должно быть максимально приближено к реальности! Для того и испытываем!» Я предложил взять балласт того же веса, но он только отмахнулся: «В баках должно булькать! Развесовка другая!»
Давление за ночь действительно упало. Я открыл небольшой лючок под «брюхом» самолета. Запахло маслом и металлом. Найдя валявшийся неподалеку кислородный шланг, я не забыл про хомут и аккуратно подсоединил его к бортовому компрессору Ан-2. Вот она, еще одна классная фишка «кукурузника» — собственная система подкачки шасси! Не нужны никакие внешние баллоны или компрессоры. Удобно и практично, особенно в полевых условиях.
Несколько минут гудящей работы — и вуаля! Стрелки манометров дрогнули и встали в нужное положение. Шасси к взлёту готово!
— Давление в норме! — отрапортовал я, но дядя Саша, уткнувшись в приборную панель в кабине, лишь бегло махнул рукой, не оборачиваясь. Он что-то сосредоточенно щелкал тумблерами.
— Шасси готово! — повторил я громче, заглядывая в кабину.
— Элероны руля посмотри! Тяги! — на секунду оторвался он, бросив короткий приказ, и снова погрузился в панель.
На мой взгляд, это было уже излишним. Стойки шасси — понятно, воздух может уйти. Но рулевые тяги, проверенные вчера вдоль и поперек? Там либо все работает, либо нет. Главное — смазка. Но спорить с ним сейчас, в его состоянии, было себе дороже. Разворачиваюсь и молча иду к хвосту.
Движения отработаны до автоматизма: подцепляю отверткой защелку небольшого смотрового лючка в нижней части фюзеляжа возле хвостового оперения. Подхватываю его рукой, откидываю и заглядываю внутрь, в узкий, пыльный тоннель, где проходят тяги управления рулями высоты и направления.
И обалдеваю.
Что за чертовщина⁈ Главная тяга руля направления — толстый стальной прут — была аккуратно подпилена почти насквозь! Она держалась буквально на волоске, на тонкой перемычке металла. На земле, при рулении, она бы, возможно, выдержала. Но в воздухе, под нагрузкой, при маневре — точно лопнула бы. Сердце ушло в пятки, в висках застучало.
Мда… Мало нам тварей и бандитов, так еще и своя гнида завелась…
Мыслей — нет. Точнее, нет правильных. Я не авиаинженер, чтобы точно сказать, упал бы самолет сразу или смог бы кое-как держаться в воздухе без руля направления. Интуиция говорила: повреждение не фатальное, бипланы Ан-2 славятся живучестью. Говорят, садились и без хвоста. Но рисковать?
Лючок прикрываю с прежней осторожностью, стараясь не выдать волнения. Спокойным шагом, хотя ноги ватные, иду обратно к кабине.
— Ты не видишь, я занят⁈ — рявкнул дядя Саша, не поворачиваясь, и добавил пару крепких выражений из своего богатого арсенала. Он нервно щелкал тумблером какого-то датчика.
— Тяги рулей проверил, — сказал я ровно, игнорируя ругань. Голос, к моему удивлению, не дрогнул.
— Молодец. Пирожок иди возьми, раз такой шустрый, — он раздраженно косится на меня, но от панели не отрывается.
— Одна из тяг… подпилена, — выпалил я тем же ровным тоном.
— Ну и славно. Проверь еще раз… — машинально начал он и вдруг замолк. Голова резко повернулась. Глаза, секунду назад мутные от сосредоточенности, стали острыми, как шило. — Чего⁈ Как подпилена⁈ Ты шутишь, щенок⁈ — Он отпихнул меня в сторону так, что я едва устоял, и буквально выпрыгнул из кабины, срываясь с трапа.
Я не пошел за ним. Лучше места для разговора, чем кабина, всё равно не найти. Он убедится сам.
Минуты через две он вернулся. Лицо было землистым, губы плотно сжаты. Он сел на своё кресло, ухватившись за штурвал так, будто хотел его сломать.
— Говорил кому? — спросил он хрипло, глядя прямо перед собой.
— Нет, — ответил я. — Никому. Только что обнаружил.
— Это… хорошо, — он кивнул, проглотив ком в горле. — Хорошо… что никому. Ты посиди тут пока. Не трогай НИЧЕГО! Я до штаба добегу, доложу. Сиди и стереги!
Он снова выскочил из кабины и зашагал быстрым, нервным шагом в сторону села.
Отсутствовал он долго. За это время мужики подкатили бочки с топливом, переглянулись, и с мрачным видом ушли в свою «курилку» — небольшой сарайчик неподалеку, так как новых команд не поступало.
Вообще, если отбросить постоянные стычки с дядей Сашей, люди в бригаде были отличные. Большинство — бывшие работники рудника (так у нас называли глиняный карьер напротив села, за железной дорогой). Там техники хватало — бульдозеры, экскаваторы, тягачи. И чинить ее часто приходилось в полевых условиях, «на коленке». Работали они слаженно, руки золотые, голова светлая. Если бы кто-то из них хотел по-настоящему вывести самолет из строя, сделал бы это не так топорно. и каким-то другим способом. Да и вообще, любой мало-мальски грамотный человек поймёт что ломать то что в любом случае проверят, да ещё так что при любом раскладе не приведет к гибели самолёта, — не имеет никакого смысла. А риск огромный — поймают, наказание за вредительство — одно. Расстрел. Без суда и следствия. Зарывают возле кладбища. Думаю, десяток-другой таких «умников» уже удобряют