Ну да, а чего ещё ждать от детей степи? Они тут родились. Степь для них — и мать родная, и дом, и крепость. Она накормит, укроет, спрячет. Поэтому ещё до темнаты всё поле в радиусе километра надо гребнем мелким прочесать. Пропустим хоть одного такого «рембо» — беды не оберёшься… Вот только справиться впятером будет адски сложно. Точнее, вчетвером — забыл про Аркашу… Может, остальные патрули успеют засветло вернуться? Сколько ещё до ночи? Полчаса? Больше? Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, окрасив небо в багровые и лиловые тона. Научно не объяснить, но всегда так: диск висит-висит у края, а потом — р-раз! — и мгновенно гаснет, погружая степь в густые, непроглядные синие сумерки.
— Надо хоть с лобового броню снять, — словно прочтя мои мысли, пробурчал Леонид, снова прилипший к своей щели. — А лучше вообще расчехлиться… Смех, а не езда.
— Кто б спорил, — мрачно согласился я. — Тормозить? Снимать будем?
— К ребятам подъедь сначала. Осмотримся. Решим.
Снова развернул «Зяму», и не спеша, вглядываясь в сгущающийся сумрак через узкую бойницу лобовика, направил машину к месту недавнего побоища — к перевернутому фургону и телу Аркадия.
Аркаша лежал на том же месте, только его уже накрыли каким-то тёмным брезентом. Олег шарился в салоне «семёрки», видимо, выискивая что-то ценное. Толян топтался возле сидящих на земле пленниц, и судя по его ожесточённой жестикуляции — он что-то им объяснял, пытаясь успокоить. Женщины смотрели на него с немым ужасом.
Неоднозначное приобретение для нашей общины… Молодые, привлекательные барышни — я, конечно, не разглядывал толком, не до того было, но мельком отметил, что многие девушки как минимум не дурны собой.
Останавливаю машину напротив фургона, глушу мотор. Тишина после рева двигателя оглушила. Перекинув через плечо свой карабин, покидаю кабину.
Холодно. За рулём, в этой железной коробке с постоянно работающей печкой, я изнывал от жары и потел ручьями. А сейчас, на открытом ветру, сразу замёрз. Рубаха, мокрая от пота, прилипла к телу, и ветер, вечно гуляющий в степи, обдувал её, работая как ледяной испаритель. Досадно. Сейчас только ангины не хватает. Там, в нашем старом мире, ангина была делом плёвым. А здесь, где антибиотики — роскошь невероятная, всё гораздо серьёзнее. Так что надо будет переодеться, иначе беда. Хотя… чего это я? Наткнувшись взглядом на скорбный бугорок под брезентом, мне стало стыдно за свои мелкие мысли. Жара, ангина… Ерунда. Вот ему, Аркадию, действительно не повезло. Всего двадцать лет… И хотя близкой дружбы я с ним не водил, о его семье кое-что знал. В нашей маленькой деревне-общине вообще все про всех знают. Матери у него не было. Отец пропал в первые недели переноса. Живет он, точнее жил, с бабкой, Марфой Петровной. Женщина и раньше-то была не шибко адекватна, а после и вовсе тронулась умом. Но главное — у него осталась сестрёнка. Маленькая, лет семи-восьми, только в школу должна была идти… Понятно, что девочку не бросят, община воспитает. Но всё равно как-то мерзко на душе, будто косвенно виноват в его гибели.
Пока размышлял, автоматически занялся делом: снял с лобового и боковых окон бронелисты, накрепко зафиксировал их на внешних креплениях, чтобы на ходу не громыхали. Пользуясь тем, что Леонид направился к Толяну, который выхаживал перед пленницами, подошёл к опрокинутому фургону и заглянул внутрь.
Прикольно. Изнутри это была не машина, а настоящая кибитка кочевника. Стены, пол и даже потолок были завешаны толстыми, пёстрыми коврами с геометрическим орнаментом. Вместо кресел — занимавшая почти всё пространство здоровенная деревянная лежанка, обитая потёртым бархатом. При опрокидывании она с грохотом съехала и застряла в углу, завалив собой часть пространства.
Труп лежал в куче слетевших с лежанки подушек, одеял и прочего барахла. И ещё дымился. Нет, не сам труп — тлел ковёр под ним и обивка лежанки. Лица не разобрать — всё в копоти, крови и ожогах от наших «гранат». Шея вывернута неестественно. Одежда вполне современная: рваные джинсы, грязная футболка с непонятным принтом. На левой руке — крупный перстень из тусклого «белого металла» (серебро?). Правую не видно, она зажата под телом. Рядом валялось длинное, архаичного вида двуствольное ружьё, явно самодельное или очень древнее. Стволы толстые, приклад грубо вырублен. Обувь — мокасины из толстой коричневой кожи, стоптанные в дырки. Всё в пыли, в копоти, в крови. Пахло гарью, порохом и смертью.
Ну ладно, смотреть больше не на что. Решил дойти до Олега, он по-прежнему копался в салоне «семёрки».
— Не знаю нахрена аборигенам книги, — встретил он меня, не отрываясь от коробки, которую вытаскивал из багажника. — Но их тут куча. Тяжёлые.
Действительно, книг было много. Не библиотека, но три, нет, четыре картонных коробки, доверху набитые разнокалиберными томиками.
— Не скажи, в древности книги стоили очень дорого, некоторые даже на серебро по весу меняли, а бывало и на золото. Ты посмотри что здесь… Красивые обложки, мелованная бумага, твердые переплёты. Всё яркое, всё блестит. Один к одному ещё и мало окажется. А ты вообще чего тут?
— Да завести пытаюсь колымагу… — Олег махнул рукой в сторону «семёрки». — Всё вроде на месте, и бензин есть, и аккумулятор, — правда, едва живой. Но может, крутанёт пару раз? Или с толкача…
— А чего именно эту? Глянь что-нибудь поприличнее, — предложил я, оглядывая ржавое корыто.
Олег ухмыльнулся.
— С ними вообще прикольно вышло. Мы-то думали, они лошадями машины тащат из экономии, типа движки берегут. А тут…
— Эм?.. — не понял я.
— Под капотами-то пусто! У всех! — Олег стукнул кулаком по крыше «семёрки». — Голые кузова с колёсами. Движков и коробок нет! Вместо них ящики для барахла сколочены. Вот эта, — он кивнул на жигули, — единственная нормальная. Видимо распотрошить не успели.
— Ну да, с виду свежее других.
— Завести хочу, только ключей нигде нет. Наверное, выкинули за ненадобностью, или с собой забрали. Вот, замок выдрал, — он показал на сорванный пластик под рулём, — сейчас контакты закорочу, попробую…
— А что в остальных? Глядел? Есть что-то полезное? Жратва? Оружие? — спросил я, оглядывая лагерь.
— Ну так, пробежался наскоро… — Олег пожал плечами. — Ни жратвы