— Вроде того. Только воевать, сам видишь, не с кем. Да и следы позаметало все, если они были. Так что сейчас до второй точки прогуляемся и обратно. А то можем до темна не успеть, — не хотелось бы снова на тварей этих наткнуться… — Мужик невольно оглянулся на темнеющий лес у края поля.
— Ты про волков? — уточнил Андрей.
— Ну, можно и так сказать, — неохотно, сквозь зубы процедил водитель «буханки», резко отшвырнув окурок в снег. Его взгляд скользнул по нам, быстрый и колючий.
Тут вообще с ними какая-то загадка. Вроде вместе идем в разведку, а даже толком не познакомились. Сами мрачные, как тучи перед грозой, карабины держат вроде небрежно, но наготове. Смотрят на нас, пришлых, косо, с недоверием, граничащим с враждебностью. Такое ощущение, что вот-вот за стволы схватятся. Или уже схватились бы, если б не приказ. Неприятно.
— Ладно, давайте по машинам! — громко скомандовал Андрей, видимо, тоже почувствовав напряжение. Он распахнул дверь УАЗа. — А то на самом деле не успеем, темнеет-то быстро… — Он кивнул на низкое, бледное солнце, уже хорошенько подсевшее.
— Чего это с ними такое? Ты их вообще знаешь? — спросил я, поворачивая руль вслед за «буханкой», которая уже разворачивалась в обратный путь. Андрей потер переносицу, устало щурясь.
— Ну так… Пересекались пару раз, по работе — Он помолчал.
— Мрачные они какие-то… Злобные даже. Неприятное ощущение…
— Да ладно тебе, — Андрей махнул рукой, но в его глазах промелькнуло то же беспокойство. — А кто сейчас не мрачный? Ты и сам впечатление двоякое производишь, коли уж на то пошло. Весь какой-то… натянутый. Как струна.
— Ну-ну. Может, ты и прав… — Я намеренно сбросил обороты, давая «буханке» уйти вперед. — Надо, кстати, резину посмотреть на лето, — перевел разговор на что-то более осязаемое. — У меня есть «Кама» старенькая, но надолго её не хватит, тем более если по пересечёнке.
Кто не гонял на уазе по разбитому полю или проселку, тот меня вряд ли поймёт. Но если подобный опыт имеется — сами знаете, «удовольствие» ещё то. Трясет так, что зубы сводит, а внутренности перемешиваются. Оно бы и хрен с ним, обычно такое бывает эпизодически — когда нужно срезать, или подъехать куда-то, куда нормальная дорога не ведет. Дорог-то, в обычном мире, едва ли не больше чем направлений. Но здесь, в этой… аномалии, когда их нет совсем, трястись придётся постоянно. И резина, даже самая злая, естественно, долго не проживет. Ставка на выживание, а мы с убитыми покрышками.
— У Валентин Иваныча есть комплект какой-то, — оживился Андрей. — Вроде на пятнадцать дюймов, от Волги двадцать первой остался. Говорил как-то. Может, и на уазик подойдёт. Диаметр вроде схожий.
Валентин Иванович. Завхоз сельского клуба. Мужик в годах уже, степенный, с лицом мудрого ворона, всегда уверенный в себе. Андрей его хорошо знал — сам был мастером на все руки. То баннер повесить перед выборами, то трубы в клубе починить, то проводку подлатать. Ну и в хоре они вместе пели, басы. А сейчас, стало быть, еще и «служили» — как все мы, кто мог держать в руках оружие.
— Надо ему сказать, чтобы припрятал пока, а то еще реквизируют… — вздохнул я.
Оно, может, и не подойдёт, да и старая скорее всего, резина-то древняя, рассохшаяся. Но в нашей ситуации и рак — рыба, а уж тем более целый комплект резины. Любая надежда на колеса — это шанс.
— Хорошо. Скажу. Сейчас, кстати, к нему и заедем, — Андрей посмотрел на часы. — Заодно и новости узнаем, уж он-то точно в курсе.
Валентин Иванович — фамилию его я так и не запомнил — раньше работал на большом заводе снабженцем. Завскладом, по сути. И за все годы на этой должности приобрёл, как болезнь, потребность постоянно что-нибудь «доставать». Даже на пенсии он не мог остановиться. Доставал и тащил к себе всякую ерунду, которая «может пригодиться». Вроде тех самых, еще три дня назад никому не нужных, покрышек от древней Волги ГАЗ-21, что валялись у него в сарае. На боку шины, когда мы их потом разглядывали, красовалась вытертая надпись: «И-212». Артефакт эпохи.
— Инвентаризацию у него провести неплохо было бы, — усмехнулся я, — пока кто-нибудь шустрый не подсуетился и не растащил его сокровищницу…
— Проведём, — предвкушающе ухмыльнулся Андрей, явно представляя себя в роли главного экскурсовода по музею Валентина Ивановича. — Мужик он хороший, думаю, не откажет. Особенно если водочки прихватим.
В общем, покатавшись по заснеженному полю ещё немного — безрезультатно, не встретив ничего более «такого», чем зверинные следы, — мы вернулись в село. Сумерки сгущались быстро, окрашивая снег в синеватые тона.
— Давай к Иванычу, быстренько глянем, что там у него с резиной, и до дома, — напомнил мне Андрей, когда я едва не проскочил нужный поворот на его улицу.
Дом завхоза стоял особняком, прямо возле речки, неподалеку от старого деревянного моста. Место удобное со всех сторон: и с точки зрения подъезда — низина, ветром заметает меньше, и до пляжа рукой подать. Летом тут хорошо. Вот только комары по весне — тучи, их у воды немерено, да ещё вороны с лягушками: одни постоянно каркают, другие квакают, создавая свой вечный диссонанс.
Но зимой — тишина. Глубокая, звенящая. Особенно сейчас, в этот странный вечер. Разве что снег хрустел под ногами громко, слишком громко.
— Чего-то он печку-то не топит? — выйдя из машины, нахмурился Андрей, оглядывая темные окна. — Мороз крепчает, а труба холодная. Дров я ему помог нарубить, вчера ещё, поленницу сложил… Странно… — В его голосе прозвучала первая тревожная нотка.
Действительно странно. Хоть и весна на дворе, но морозец крепчает, а печь у пенсионера холодна. Как и весь дом — темный, безжизненный.
Ткнувшись в калитку, оказавшуюся запертой изнутри на щеколду, мы постучали. Сначала по железной ручке — резко, чтобы громче, потом в оконное стекло, стараясь разглядеть что-то внутри. Но изнутри не раздавалось ни звука.
— Может, он в клубе? — предположил я, зная, что тех, у кого нет возможности отапливать свои дома, перевезли в клуб. Тот, как и школа, топился общей котельной, раньше работающей на газу, а сейчас переведенной на уголь и дрова. Центр тепла и жизни в этом замерзающем