Времени до рассвета оставалось всё меньше. Впереди нас ждал последний бой.
И мы его дадим.
Глава 27
Из-за утренней прохлады подвал казался ещё более тесным и сырым, чем раньше. Единственный источник света — тусклые лучи восходящего солнца, отбрасывавшие длинные тени на пол, усеянный обломками кирпича и пустыми гильзами. Я сидел, облокотившись на холодную стену, и сжимал в руках АШ-12, пока Быся, сидящий на корточках рядом, протягивал свою флягу с «живчиком». Его лицо, как всегда, выражало странную смесь насмешки и беспечности, дреды торчали из-под берета в художественном беспорядке, а в глазах мелькали искры безбашенно-расслабленной лихости.
— Давай, приятель, угости своих парней, — проговорил он, кивая на бойцов. — Глоточек-другой, и они хоть на миг забудут, что вокруг ад. Но чур ты мне торчишь споран… Потому как бесполезно это. Блажь твоя. Разумеешь?
Я кивнул, и один из моих споранов перекочевал из кармана в протянутую ладонь растафарианца.
Доверия к этому странному раствору не было. Но я опирался не только на то, что Быся говорил, но и сам отчего-то был уверен, что без него иммунным грозит мучительная смерть или превращение в заражённых.
Но сейчас стояла немного другая задача.
Я повернулся к своим ребятам — Ивану, Петру, Михаилу, Сергею, Дмитрию и Алексею. Их лица, покрытые грязью и кровью, были бледны, зрачки расширены, а голоса уже звучали с хриплой, звериной ноткой. Заражение шло полным ходом, и я знал, что времени у нас мало.
— Пейте, парни, — сказал я, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно, хотя внутри всё сжалось от предчувствия утраты. — Приказ есть приказ. Это не чай с малиной, а лекарство, оно поможет продержаться ещё бой. А потом, глядишь, и наши подойдут.
Они переглянулись, недоверие читалось в их взглядах. Я сделал маленький глоток, подавая пример. Иван, самый старший, с седыми висками и глубокими морщинами на лбу, скривился, принимая флягу первым, но выпил, не сказав ни слова. Остальные последовали его примеру, хотя лица их выражали отвращение. Пётр, самый молодой, кашлянул, вытирая рот рукавом, и пробормотал что-то про «помои», но я только хмыкнул. Главное, что они держатся и всё ещё выполняют приказы.
Мы ждали. Однако и спустя несколько часов, когда солнце уже встало, атаки японцев не последовало. Снаружи, на их позициях, творилось странное и неладное. Сначала до нас донеслись панические крики, резкие, рваные, будто кто-то внезапно потерял рассудок. Затем раздалась беспорядочная стрельба — не прицельная, не организованная, а хаотичная, как будто люди стреляли просто от страха, не понимая, куда и зачем. Мы наблюдали за этим хаосом ещё около часа, сидя в напряжённой тишине, но из-за расстояния и плохого обзора ничего толком разглядеть не удалось. Только вспышки, грохот выстрелов да нечеловеческие вопли разрезали утро.
— Пойду-ка я на разведку, приятель, — сказал Быся, поднимаясь и отряхивая закатанные камуфляжные штаны.
Его голос был, как всегда, беспечным и расслабленным, но в глазах мелькнула серьёзность.
Я кивнул, хотя внутри всё воспротивилось тому, чтобы отпускать его одного. Но, насколько я успел понять, Быся был из тех, кто всегда выкрутится, каким бы местом к нему не развернулась Фортуна. Он выскользнул из подвала, словно тень, и исчез в темноте окопов.
Вернулся он спустя полчаса, весь в грязи, но с широкой улыбкой на лице. Схватив ручной пулемёт, который он сам же притащил, он бросил:
— Самое время повоевать, приятель! Там бардак полнейший. Знай только и бей, пока не опомнились!
Я не стал медлить. Мы с бойцами проверили оружие, распределили боеприпасы и вышли из подвала, двигаясь короткими перебежками к позициям японцев. Хаос в стане врага помог нам подобраться к противнику не обнаруженными. То, что мы увидели, лишь подтвердило мои догадки. Японцы, ещё не полностью превратившиеся в заражённых, но уже явно теряющие разум, бродили, как потерянные. Одни стреляли в пустоту, другие бросались друг на друга с дикими воплями. Их дисциплина, которой я раньше невольно восхищался, испарилась, оставив только животный страх и агрессию.
Первое столкновение произошло у разрушенного бруствера. Двое японцев с мутными глазами и неестественно дёргающимися движениями заметили нас слишком поздно. Я вскинул АШ-12 и срезал их короткой очередью. Пули крупного калибра разорвали тела, как тряпичные куклы. Второй эпизод случился у остова подбитого грузовика — там нас встретил небольшой отряд, человек пять, но их координация уже хромала. Один попытался выстрелить, но его автомат заклинило, и я ударом приклада отправил его на землю, а Сергей добил его ножом. Остальное сделал пулемёт Быси.
У миномётной позиции японцы, похоже, пытались разобраться, кто враг, а кто свой. Мы с Бысей перестреляли их с фланга, пока они спорили. А дальше мы столкнулись с группой, которая уже состояла из заражённых — пальцы их скрючились, как когти, и ими они рвали труп своего же товарища. Они побрели на нас, но Иван с Михаилом открыли огонь из автоматов, перестреляв их всех. Пятый эпизод был самым коротким — одиночный офицер с катаной в руках бросился на меня с диким воплем, но я уклонился, подставив ногу, и он рухнул, а Пётр добил его выстрелом в затылок.
Двигаясь дальше, мы наткнулись на танк, стоящий с открытым люком. Изнутри выглянул танкист, его лицо было серым, глаза пустыми, он явно не понимал, что происходит. Быся, не раздумывая, рванул к броне, ускорившись, как чемпион мира по спринту. С обезьяньей ловкостью он запрыгнул на танк и сунул свой тесак между