— Хооо… — кошка умудрилась встопорщиться сильнее, чем от тока, а затем облизнуться, — Это определенно стоит рассмотреть поближе!
— А еще я знаю, что поставками брохта, правия и меди занимается куда большее число разумных, чем материалами для манадримов, — допустил я еще одну акулью улыбку, — Так что выбить скидки будет несложно.
— Мне придётся ставить третью кассу! — тут же размечталась кошатина, на что я покачал головой, посоветовав ей вместо издевательств над собственным магазином просто открыть ларек в другой части города. С обычными манадримами под заказ, и с ассортиментом одноразовых.
— Но это еще не всё, — оборвал я женщину, которая, кажется, начала искать винище или валерьянку, даже еще не утряся со мной вопросы разделения доходов, — Как вы смотрите на то, чтобы заработать большие деньги?
— Насколько большие? — прервав радостное мурчание, осведомилась Хашисс.
— До усрачки большие, — не стал скрывать от неё горькую правду я, демонстрируя второй манадрим, — Но для этого вы должны сделать мне тысячу одноразовых копий вот этого молодца, не интересуясь, что на нем. Затем забыть об этом, пока я не попрошу сделать еще. Затем снова забыть. За это вы получите пол-золотого с каждой копии. Чуть позже, после того как реализуется предыдущая партия…
Пять сотен золотых — это деньги. Не просто деньги, это серьезное такое бабло, которое под ногами не валяется. Недостаточно круто, чтобы переехать во дворец и собрать себе гарем кошкомальчиков, но заказать для своей пушистой жопы новый роскошный диван, к тому же качественно заколдованный, из лучших пород дерева, с увлажнителем воздуха, куда можно налить валерьянки — запросто. Такие диваны тоже под ногами не валяются.
Кошкоженщина это прекрасно понимала. Она была бизнескошковумен, она знала как мутить бабки и как защищать свои вложения, но мои отнюдь не мутные намеки, что первая тыща — не последняя тыща… они сейчас слишком яростно терзали нежное кошачье сердце, заставляя мадам облизываться и дергать хвостом.
— Даже если бы я дала ссссвое ссссогласие… — наконец, выдавила из себя Хашисс, — … это означало бы… что мне бы пришлоссссь самой вставать к станку по ночам. Понимаете? Это большой труд. Долгий. Это риссссск…
— Диван мягкий, — уважительно потыкал я с расстояния в лежбище кошкоженщины, — На нем можно дремать. А я знаю того, кто мог бы помочь одинокой даме в её ночных трудах…
Тут я уже потыкал в себя, вынудив гостеприимную хозяйку начать всерьез разрываться между жадностью, трусостью, осторожностью и желанием поиметь новый диван. Ну или, я не знаю, позолоченный лоток? Не силен в местных зооморфах.
Что сказать? «Иллюзион» я покинул победителем. Сиффра отнюдь не дура, она прекрасно понимает, что я — последний разумный во всем Орзенвальде, который будет желать ей зла или подставы, мы же приносим друг другу прибыль. На манадриме не написано, где его создали и размножили. Тем более, что я дал кошкодаме слово, что ни одного из этих манадримов поблизости от Мифкреста реализовано не будет.
Придя на своё рабочее место в Библиотеку, я с удивлением обнаружил, что оно занято. За моим рабочим столом на моем рабочем стуле, под моим не очень рабочим Вермиллионом восседал совершенно нерабочий Артуриус Краммер, который, опустив голову на локти, горько над чем-то плакал. Во всяком случае, мне так показалось сначала, а вот потом, подойдя и прислушавшись, я понял, что декан Боевых магов отчаянно рыдает… от хохота.
История была проста как овечий хвост. Сегодня прибыл следующий поток молодых магов, отстоящий лет на двадцать от нашего. Разумеется, ректор продвигал им приветственную речь, все было в меру торжественно и даже слегка радостно. Потертые жизнью молодые люди внимали, ностальгировали и заодно восхищались об саму Саломею, которая присутствовала тоже, одаряла там улыбками и прочим делом. Только…
Только дело было в том, что себе в помощь деканы и ректор активировали всех моих доппельгангеров, заготовленных ими ранее. А это, между прочим, четыре Джо, вполне немалая подмога, учитывая, что большая часть гремлинов сейчас вне зоны покрытия сети, рисуя нужные нам плакаты. Но эти магические творения, всё-таки, я… в достаточно немалой степени.
Итак, картина маслом. Ректор выступил, студенты шуршат, в это время к нему с каким-то делом подбегает самый-маленький-Джо, лет, ориентировочно, двенадцати. Шепчет Боливиусу Вирту всё нужное на ухо и… что? Бежит себе, родимый, дальше. Но мимо нашей дорогой Саломеи, которая много чем мне грозилась и многое хотела, но в Библиотеку не допущается. Во избежание. Прекрасная дева видит нужную ей цель, у неё тут же срабатывает хватательный рефлекс, ребенкообразный голем ребенкообразно не может ей сопротивляться, но, кстати, и не планирует. Вместо этого он поднимает на пышущую азартом верховную жрицу пресветлой Лючии полные слёз глаза и тоненько, по-детски, пищит на весь зал:
— Тетенька, не надо! Тетенька, я еще маленький!!
Эффект выступления поразил публику наповал и заставил все софиты полопаться, потому что рученьки-то у верховной жрицы от такого пассажа сжались вообще судорожно, ребеночек-то начал рваться на волю, у Вирта переклинило челюсть, а старуха Изергиль, ой, то есть бабуля Лонкабль опала как озимые. Причем, как стонал мне умирающий от смеха Краммер, двадцатилетнюю пресветлую жрицу здорово замкнуло на «тетеньке», поэтому девушка далеко, очень далеко не сразу врубилась в тот мезальянс, что она тут изобразила.
— В общем, тебе крышка… — всхлипнул дородный чернобородный мужик, поднимая на меня пьяные от смеха глаза, — Молись Верму, чтобы защитил. Они скоро придут в себя…
— Кажется, у меня нарезался выходной! — осторожно озвучил я напрашивающуюся на язык мысль, — Помирать ни за что — я не согласный!
— Не выйдет! — неожиданно буркнул Вермиллион, — Они уже идут сюда. В том числе и Вирт! И они злы.
Я мучительно икнул от испуга, пытаясь найти выход. Спрятаться в Библиотеке не выйдет,