Где-то, в шикарном особняке, едва ли не светящемся от наложенных на него защитных заклинаний, сидело множество могущественных, уважаемых и богатых магов, вовсю обсуждающих происходящие события. Некоторые из них начали догадываться о подоплеке Аттестации, со страхом в голосе прогнозируя печальные события, которые то ли могут произойти, то ли неминуемо настанут. Пусть они были совершенно разными, да и относились друг к другу без малейшей симпатии, но их объединяло одно: понимание, что откровенное вмешательство богини в дела волшебников — отменить будет нельзя.
Где-то по полю шёл бывший деревенский жрец, возле которого ковылял болезненного вида осёл с опущенной к земле мордой. Эти два персонажа очень активно общались между собой, в результате чего пугнус (а это был именно Аргиовольд) постепенно, но с неизменным успехом обращал Хризантия в свою веру. Учение, что магия должна служить людям, отзывалось в пока еще пузатом теле удравшего от своего нищего прихода святого отца позитивными вибрациями и многочисленными обещаниями, первым из которых было уже данная Аргиовольдом клятва, что они идут туда, где работать будет не надо, а еды хватит всем и еще останется. Сам же осёл, временами замолкающий и погружающийся в себя, то и дело начинал скалиться, а в его глазах появлялся яркий и злой огонек обещания лютой мести некоему волшебнику.
Еще, куда как дальше от этих мест, многочисленное семейство бывшего эльфийского князя Нахаула лон Элебала готовилось сойти на землю. Крик впередсмотрящего был предвестником начала этих сборов, в которых активно участвовали три человека, попавшие в свиту знатного эльфа. Работали, правда, только двое из них, кряжистый могучий тип с очевидно крестьянским прошлым и сухощавый бывший солдат со взглядом опытного убийцы. Третья, юная белокурая девушка в тонком белом платье, играла на лютне, сидя около телохранителей Нахаула. Не то чтобы эльфам это нравилось, но она была, хм, одним из самых ценных активов, от чего ей и позволялось оскорблять уши перворожденных своей игрой.
И, наконец, последним стоит упомянуть… пиратов. Да-да, самый настоящий пиратский корабль, большую, буквально огромную, каравеллу, бодро рассекающую своим обширным телом морскую гладь при попутном ветре. Заполненную, конечно, пиратами. Очень несчастными пиратами, нужно сказать, ощущающими огромный дискомфорт и сильную тревогу за свои жизни, но это лишь по причине присутствия на судне одного пассажира. Его, этого одиноко стоящего на палубе эльфа, с заложенными за спину руками и гордо вздёрнутым подбородком, зовут Хорнис лон Элебал, и он плывет (на том, что подвернулось под руку) за своим братом. Его взгляд остер, его воля сильна, его пираты — услужливы, тихи и работящи. Они настолько запуганы, что лишь тихим шепотом и добрым словом вспоминают перед коротким сном те добрые времена, когда капитаном на их «Звезде Алускара» была приятнейшая гоблинша по имени Аранья Редглиттер…
Что же касается Хорниса лон Элебала, так… неужели вы думали, что он будет гоняться за мелкой человеческой волшебницей с весьма сомнительными достоинствами? Нет, он просто найдет кого-то еще, знающего то, что ему нужно.
Например пиратов.
Глава 16
Фанера над Парижем
Беззлобно фыркнув, чаевничающая Аранья шлепнула пальцем по щупальцам Игоря, скучающего у окна, а потом лениво протянула:
— Мне одной кажется странным, что две твоих гостьи, Джо, ни словом и ни жестом не воспротивились твоему уходу из Школы? Ммм…?
Я лишь индифферентно пожал плечами, налегая с Сансом на бутерброды. Мойра, нехило выложившаяся в работе над доппельгангером, теперь точно заслуживала убежища, а Саломею всё равно скоро заберут, она, всё-таки, не обычная блондинка, бегающая от эльфов. А пока не забрали, эта прекрасная девушка не только занимает болтовней Эпплблум, но еще и служит моей защитой от прихвостней Солимвура, которые обязательно появятся. С последним нужно что-то делать… хм…
— Мне лучше, если Джо будет здесь, а не там, — Мойра пожала плечиками, — Деканы и ректор никому не расскажут, думаю… но вот в гоблинше вообще не уверена.
— Гоблинша будет мофчать… — прочавкал я, начав борьбу с парой жилок, обнаружившихся в окороке, — Мы ф ней дофофорились.
— А я вообще дала клятву, что объясню вот этому волшебнику, почему чувства священны! — неожиданно выдала Саломея, начав тыкать в меня пальцем, — Так что пока я это не сделаю — меня никто отсюда не заберет!
— Это если он сам не выгонит, дорогуша! — оскалился в зубастой улыбке одноглазый Санс, которого, как гоблина, ни разу не трогала почти неестественная красота жрицы, постоянно вводящая Эпплблум в ступор. Теперь в него, кроме блондинки, вошла еще и суперблондинка, пытающаяся осознать концепцию, в которой её, верховную жрицу, выгоняют на мороз. Из башни на краю мира.
— Выгонят — пойдешь жить к Наталис, — утешающе похлопал Саломею лапкой по колену сидящий там Шайн, — Будете ловить рыбу и загорать нагишом… Я буду к вам в гости ходить. Тут, кстати, пасека в деревне без хозяина осталась. Хочешь стать пасечницей?
Мирное такое утро на следующий день, как я оборвал все связи со Школой Магии. Мне стоило оплакать вложенные туда усилия, особенно связанные с добычей некоей книги, но расстраиваться не хотелось. К тому же, у меня был план «Б», связанный со всеми этими делами, им предстояло скоро заняться. А пока — тихий мирный завтрак с разговорами, шутками, бурчанием и предположениями Мойры о том, почему Наталис Син Сауреаль наотрез отказывается заходить в башню Джо.
— Ладно, занимайтесь тут своими делами, а я пошёл. У меня свои есть, — жестоко обломал я в лучших чувствах верховную жрицу подозрительной богини, уже что-то планирующую (на всем лице было видно!), встав и быстро направившись к спуску вниз. Магия, молчаливая, верная и преданная спутница, никогда в жизни меня не огорчавшая, сигнализировала, что рядом с частоколом отирается разумный, который чего-то хочет.
Это был Освальд Озз, взбудораженный, взволнованный и даже немного злой.
— У меня для тебя новости, — предупредил я словоизлияние, готовое вырваться из уст поддатого колдуна, — Идём пройдемся.
Только в плохих романах, которые пишутся людьми, не имеющими никакого жизненного опыта, любой план обречен на успех, любое заделье несет гарантированный результат, а любое устремление обязательно доходит до финиша. Разумеется, всё это дело можно разбавить мнимыми рисками, превозмоганием, даже трагической потерей товарищей и союзников, пока ты рвешься к своей неминуемой победе, но даже подобное плохой писатель будет малодушно игнорировать, сопереживая своему любимому