в расселине скалы!
* * *
Опадут цветы весной,
чтобы вновь цвести, —
а у нас пора цветенья
в жизни только раз!
* * *
Я плотвичка-невеличка
в тинистом пруду —
сом противный, сом усатый,
отпусти меня!
* * *
Для цветов всего страшнее
снег и ветер с гор,
а меня одно пугает —
твой холодный взгляд!
* * *
Об одном молю я Будду
ночи напролет:
пусть в рождении грядущем
нас соединит!
* * *
Что страшнее – ожиданье
или миг разлуки?
Сладко милого дождаться,
да горько расставаться…
* * *
Я б хотела стать луною,
чтобы по ночам
сквозь прозрачный полог в спальне
милому светить…
* * *
Милый – удочка над речкой,
а я – форель в протоке.
Как бы на крючок пойматься —
не могу дождаться!..
* * *
В ночь любви под ветром гнется
ива у застрехи —
сладко виться-выгибаться
под таким напором!..
* * *
Коли ты и вправду любишь,
будь со мною, милый!
Трех основ круговращенье [108]
вместе одолеем…
ВРЕМЕНА ГОДА [109]
Кто же, кто ступил впервые
на Тропу любви?
Столько душ по ней блуждает,
потеряв покой!
Долог путь от лета к лету,
от зимы к зиме.
Четырех сезонов звенья
составляют год.
По весне цветами вишни
Ёсино манит,
будоражит ожиданьем
первых лепестков.
Прилетел к Душистой Сливе
в гости соловей.
Раздается в Первой Трели
радостный призыв.
По теченью разметались,
к мягкой пряди прядь,
волосы Плакучей Ивы
в быстролетном сне.
На Прохладные Одежды
вешний цвет сменив,
Ёсино благоухает
летнею порой.
Хорошо у горной речки
помечтать в тиши.
Как не выбрать Аисомэ,
Первый Миг Любви!
В ясном зеркале потока
отраженье грез.
Чуть безоблачное небо
осенью дохнет —
одевается багрянцем
горная гряда.
В дни, когда осенний ветер
рвет с дерев листву,
всех прекраснее Такао
из окрестных гор.
А потом – то снег, то слякоть,
ливни по ночам.
Ах, тоскливо, одиноко
зимнею порой!
Видом Фудзи из Суруга
славится зима…
Стать мне, что ли, Белым Снегом —
пусть растает плоть!
Может, это и зазорно,
да терпеть невмочь —
о желанье сокровенном
в песне расскажу:
ласки я давно не знаю,
чахну без любви, —
кто утешит, приголубит,
утолит печаль?..
КОНЕЦ ОСЕНИ
Ветер над увядшим лугом
навевает грусть.
Льется в сумраке осеннем
тихий перезвон —
это поздние цикады
голос подают.
Вот затеял перекличку
со сверчком сверчок,
и с кузнечиком кузнечик
разговор ведет.
Верещанье узорчатки
слышится в траве.
Отвечает судзумуси:
«Тири-тири-рин» —
будто листья, опадая,
в воздухе шуршат.
Будто ива и багряник
стонут на ветру:
«Тири-тири-тири-титтэ», —
сетуют они.
Скоро, скоро зимней стужей
сменятся дожди.
Отпоют в листве цикады
и сверчки в полях.
Лишь печаль поры осенней
в сердце будет жить.
ТРОПИНКА В ГОРАХ
Вдоль реки Ёсиногава
горная тропинка.
Грустно над рекой склонились
розы ямабуки,
будто дум тяжелых бремя
ветки их пригнуло.
Вот уже благоухает
дикий померанец.
Раскрываются бутоны
на кустах уцуги.
Нотой звонкою кукушка
возвещает лето.
Я бреду в чаду любовном
через мост Навета.
Пояс-оби повязала [110],
что любви длиннее.
Соткан пояс мой в Хитати [111],
в стороне восточной…
Листья желтые с павловний
ветер обрывает,
над Мияги завывает,
осень накликает.
В сумерках туман холодный
над лугами бродит.
Нелегка Любви дорога —
вечная тревога.
На зиму и дуб могучий
с листвой расстается —
милый больше не вернется,
больше не вернется…
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Хвоя с сосен облетает.
Вечер наступает.
В полутьме за дымкой скрылся
склон горы Мацути [112].
Будто в иней превратился
на ветру осеннем
над дорогою Хигата
крик утиной стаи.
За холмом Эмон ударил
колокол в часовне.
Ясная луна восходит
в небе над полями.
Разум от тоски мутится.
Как слезам не литься!
В зарослях поблекших хаги
злобный вихрь ярится,
буйствует в хмельном задоре,
клены оголяет,
то утихнет, то взметнется —
покоя не знает.
В рукавах озябли руки,
промокают ноги.
Я с фонариком зажженным
бреду по дороге.
Мне места эти знакомы.
Все-то здесь я знаю.
Песенку о бедной дзёро
тихо напеваю:
«Хороши порой осенней
пурпурные склоны,
где сквозь дымку на закате
проступают клены.
Радуга мостом прозрачным
тянется за горы,
и спешит к мосту добраться
молодая дзёро».
Поздние побеги риса
полегли под градом.
Сотрясают ураганы
мыс Касивадзаки…
Долго ль тешиться сравненьем
цветов запоздалых?
Долго ли с Восточным краем [113]
сравнивать столицу?
Я в скитаньях бесконечных
до смерти устала.
Ах, куда бы мне прибиться,
где остановиться?
Та, что украшеньем Тика [114]
столько лет считалась,
ныне странствует по свету
перекати-полем,
позабыта, одинока, —
как судьба жестока!
Вот бреду неверным шагом
к придорожной чайной.
«Эй, ворота отворите,
странницу впустите!
На минутку подойдите,
в оконце взгляните!..»
Прибежал на