На следующий день судьба послала Трясоголову улику – вещественное доказательство чересчур тесной дружбы его внука с русскими: служанка во время уборки извлекла из-под кровати Мартина коньки. Они были явно русской и притом превосходной художественной работы. Такие коньки задаром не дадут, Трясоголов был убеждён в этом. Его жгло тревожное любопытство: за какие услуги получил их Мартин?
После обеда Мартин, как обычно, стоял в столовой, облокотясь на стол и уставившись в Библию. Но взгляд его был тупо неподвижен. Он вздрогнул, когда служанка окликнула его, однако не проявил удивления, узнав, что дедушка зовёт его в спальню. Он вяло поднялся по лестнице и, войдя в спальню, остановился у двери с равнодушно-вопросительным видом. Дедушка сидел на стуле возле кровати Мартина и пригласил его сесть рядом.
– Я хотел поговорить с тобой начистоту, – начал дедушка. – Залог хорошего будущего в правильном прошлом. Неисправленные ошибки прошлого могут жестоко отомстить в будущем.
Мартин молчал, глядя куда-то вдаль.
– Я узнал, что ты ходишь в Русский конец… – Трясоголов жадно впился глазами в лицо внука, но тот по-прежнему глядел не моргая в какую-то невидимую Трясоголову даль. Его слова не произвели на внука никакого впечатления. Трясоголов был озадачен, но продолжал, несколько смягчив голос: – Ты дружишь с русским мальчиком по имени Николка…
Мартин молчал.
– Разве мало кругом сыновей почтенных бюргеров?
Мартин молчал.
– Чем же тебе так понравился этот русский мальчик?
Мартин молчал.
– Ты нынешней ночью звал его во сне, уговаривал куда-то улететь… дети часто во сне летают… Что тебе снилось?
Мартин ощутил холодное прикосновение опасности, словно к сердцу его приложили плашмя лезвие ножа. Он сказал:
– Я не помню.
От внимания старика не ускользнуло, что в его внуке что-то шевельнулось. Тогда Трясоголов решил пустить в ход главный козырь. Он достал из-под кровати коньки и спросил:
– Что это такое?
– Коньки, – спокойно ответил Мартин.
Если бы Мартину две недели тому назад сказали, что он очень скоро забудет о коньках, он бы ни за что не поверил. А ведь сейчас, когда дедушка наклонился и полез под кровать, Мартин даже не сразу вспомнил, что́ там лежит. Неужели ещё совсем недавно Мартин думал о них день и ночь?
– Откуда у тебя коньки?
– Мне их отковал Николкин отец.
– Что он за это от тебя потребовал?
– Ничего.
– За что же он подарил их тебе?
– Ни за что. Просто так.
– Не лги мне, Мартин.
Мартин не ответил.
Трясоголов видел, что главный козырь ничего не дал. Но ведь не могло же и вправду быть такого, чтобы русский кузнец ни за что ни про что отковал великолепные коньки немецкому мальчишке? И вдруг у Трясоголова мелькнула мысль, от которой его прошиб холодный пот: уж не окрестили ли русские Мартина тайно в свою веру? Старик спросил, стараясь скрыть волнение:
– Он подарил тебе их как крёстный отец?
Мартин с удивлением взглянул на дедушку. Это было то самое удивление, которое Трясоголов уже видел однажды осенью, когда спросил Мартина, куда его посылал младший приказчик.
Трясоголов израсходовал весь запас ловушек и не достиг никакого успеха. Тогда он начал умолять Мартина открыться ему. Голос его зазвучал печально и ласково:
– Милый Мартин, ты у меня один на всём свете – немудрено, что я тревожусь о твоей судьбе. Ты у меня один, но ведь и у тебя никого, кроме меня, нет…
Дедушка никогда ещё так не разговаривал с внуком. Сперва Мартин насторожился, но вскоре в нём зашевелилась жалость – и к дедушке, и к самому себе. А дедушка продолжал:
– Я вижу, что в последнее время что-то гнетёт тебя. И мне очень горько, что ты от меня таишься. Если ты совершил ошибку, кто, кроме меня, поможет тебе исправить её?
Мало-помалу Мартин оттаивал: у него нет отца с матерью, но у него есть дедушка, который, оказывается, любит его.
– Да, мой мальчик, если кто-нибудь и поможет тебе, так это только я. Что бы ты ни натворил, я ведь, в конце концов, всё равно прощу тебя! Открой мне, милый Мартин, какая тяжесть у тебя на душе?
– За что русских посадили в темницу? – спросил Мартин.
Трясоголов насторожился.
– Ты слышал, какое преступление совершили они против магистра и епископа?
Мартин кивнул, и дедушка сказал:
– Вот за это, я думаю, и посадили.
– Служанки говорят: их там пытают…
Мартин взглянул на дедушку, как бы спрашивая, правда ли это.
– Возможно, – ответил дедушка.
– А как пытают? – с затаённым страхом спросил Мартин.
– По-разному, мой мальчик. Подвешивают на дыбу, поджаривают пятки над огнём… Боже, что с тобой? Мартин!
У Мартина задёргался подбородок, лицо его сделалось зеленовато-белым. Он пытался что-то сказать и не мог. Дедушка бросился к нему и впервые в жизни обнял внука. Мартин разрыдался, а старый купец беспомощно лепетал какие-то ласковые слова и гладил внука по голове. Сквозь всхлипывания Мартин спросил:
– А потом их всех повесят?
– Зачем же всех, – поспешил утешить его Трясоголов, – повесят тех, кто виновен!
– Тогда пусть и меня вешают! – закричал Мартин. – Я тоже виновен!
Трясоголов в ужасе оглянулся на дверь, потом прошептал, точно прошипел:
– Тише!
Мартина словно прорвало: он умолял дедушку спасти Николку. Епископ, конечно, послушается его – ведь дедушка один из самых главных людей в Дерпте. А если спасти Николку невозможно, то пусть и его вешают вместе с Николкой, иначе он сам наложит на себя руки.
Ошарашенный Трясоголов некоторое время молча слушал этот поток. Голова его тряслась так, что казалось, она вот-вот оторвётся. Наконец до его сознания дошло, что его внуку Мартину Фекингузену, единственному наследнику всего огромного торгового дела,