Сады в урочище Садовниках были неприхотливы: в них не было ни регулярности, ни дорожек – одни только неправильные тропинки, и то не везде.
В этих садах вся земля, не занятая деревом, кустом, грядой овощей, шла под сенокос хозяйский. Плоды старых садов московских обыкновенно приносили яблони, вишни, груши, малину, крыжовник (агрыз), смородину черную и красную; с белою смородиною и с земляникою на грядах долго, очень долго никто не был знаком из наших предков (первый в Москве землянику «викторию» ввел доктор П. Л. Пикулин, в конце сороковых годов). Малинники в то время были очень густы, почти непроходимы, в них захаживал непрошеный гость – косолапый Мишка. По краям садов сажалась черемуха, рябина, по углам иногда засаживали орешник. От каждого сада, на более сырых местах, тянулись огороды, большею частью капустные.
В числе замоскворецких садов и огородов были также огороды и сады царские. Самый главный царский сад был Васильевский; он от урочища Подкопая припирал по лугам к устью Яузы, там, где теперь Воспитательный дом; этот сад принадлежал Кремлю; его создателем был, если верить преданиям, Василий Дмитриевич, сын Донского. Это был первый садовод из наших великих князей; сад этот примыкал к рекам Москве и Яузе, был орошаем еще и по срединам своим речкой Сорочкою, протекающею через двор некогда главного архива Коллегии иностранных дел.
При впадении этой Сорочки в устье рек была и мельница; на холмах Ивановских красовались сосновые рощицы. Татары, разгромив сады замоскворецкие, не коснулись садов васильевских.
Гроза отца Васильева – Димитрия, уже очень могучая, смирила их своевольство, и в новых садах васильевских они уже не бывали. Но зато впоследствии тут гарцевали поляки, и разгром постиг и эти сады, точно так, как и замоскворецкие при татарах. С лишком три века спустя после того большая часть лугов васильевских принадлежала уже богачу Демидову, и на одном из этих лугов построен им «Дом воспитательный».
Что же касается до сада строителя этого дома, Прокопия Акинфиевича Демидова, то он в екатерининское время в Москве был единственный: в нем было собрано около двух тысяч сортов [85] одних редких ботанических растений. И по словам академика Палласа, который жил целый месяц для описания у Демидова, сад у последнего не имел в России соперника.
Сад Демидова находился за городом, у самой Москвы-реки, близ Донского монастыря. Он был разбит в 1756 году; берег реки тогда был совсем неудобен для разбивки сада, и для этого работали здесь над разравниванием почвы целых два года по семисот человек рабочих в день.
Сад имел правильную фигуру амфитеатра; сперва владелец посадил в нем одни плодовые деревья, но потом засадил его ботаническими кустарниками и травянистыми растениями и построил здесь множество каменных оранжерей. Сад от двора и дома к Москве-реке шел уступами разной ширины и высоты, но длиною везде в девяносто пять сажен; самая верхняя площадка отделялась от двора прекрасною железною решеткою, которая имела около десяти сажен в ширину.
С правой стороны находились гряды с луковичными растениями, и тут же был устроен зверинец для кроликов, которые здесь переносили и зиму на открытом воздухе.
С левой стороны шли каменные грунтовые сараи, парники для ананасов. С уступа вел сход в семнадцать ступеней, выложенных железными плитами. Такие плиты были по всему саду; на второй площадке сада, имеющей более девяти сажен в ширину, находились гряды с многолетними и однолетними растениями, посаженными в грунту и горшках; с левой стороны находились гряды, обнесенные каменною стеною для плодовых дерев, а с правой стороны шли две кирпичные оранжереи, параллельные одна к другой, простирающиеся каждая на десять сажен в длину: одна была для винограда, другая – для рощения семян, а зимою для многолетних растений. Второй сход вел к третьей площадке сада, гораздо большей, чем прежние две. Здесь были две оранжереи шириной во весь сад; в этих оранжереях стояли пальмы и деревья теплых стран.
На четвертой площадке опять были оранжереи. Наконец, пятая площадка сада была самая большая; на ней был большой пруд и птичник, обсаженный деревьями; тут содержались редкие птицы и животные, выписанные из Голландии и Англии. Здесь же стояли карликовые деревья, искусственно выведенные до очень малых размеров, не более аршина или двух, – из таких здесь были березка болотная, курильский чай, ракитники и т. д. Для любителей и ботаников хозяином сада было дано дозволение собирать растения и составлять гербарии.
В старину окрестности Москвы славились своими заповедными вековыми рощами, и куда бы ни кинул взгляд свой путник, всюду встречал лесных гигантов. Один из таких вековых обитателей дубрав, впрочем, жив еще посейчас, и проезжий со станции Мытищи может его видеть, хотя он стоит в пяти верстах от железного пути. Этот гигант – вяз, воспетый А. Ф. Мерзляковым более восьмидесяти лет тому назад в известной народной песне:
Среди долины ровныя, на гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб в могучей красоте.
Высокий дуб развесистый, один у всех в глазах,
Один, один, бедняжечка, как рекрут на часах.
Только этот вяз у поэта почему-то назван дубом. Это предание нам передавал один из почтенных московских старожилов.
В конце царствования Екатерины II Москва, по свидетельству иностранцев, представляла какой-то ленивый, изнеженный, великолепный азиатский город, где, как величественные призраки, существовали все те, кто был некогда в силе, и все те, кто был в немилости или считал себя обойденным на известной лестнице почестей.
Все эти разукрашенные призраки былого величия колыхались в своих парадных покоях или двигались в восьмистекольных золотых каретах, запряженных восемью лошадьми, под тяжестию блестящих мундиров, с лентами, с бриллиантовыми ключами и т. д.
В числе таких наших московских призраков златого прошлого в памяти нашей восстает утопающий среди чисто азиатской роскоши генерал-адмирал великой царицы граф Алексей Орлов-Чесменский, который живал в своем Нескучном; рядом с этим селом была дача князя Дмитрия Владимировича Голицына, а за его дачей – дача князя Шаховского. Император Николай купил Нескучное у дочери графа Орлова, графини Анны Алексеевны, за 800 000 ассигнациями.
Князь Голицын купил часть у Шаховского и принес в дар государю, таким образом увеличенное Нескучное стало называться Александрией. Александровский дворец – это тот самый дом, в котором живал граф Орлов и давал свои праздники и пиршества для забавы своей единственной дочери.
В Нескучном долго существовал воздушный театр графа Орлова. Это было не что иное, как крытая большая