Я стоял неподвижно, ощущая холодную сталь своего пистолета — того самого, который я собственными руками собрал в собственном кабинете конструкторского центра. В голове словно шёл холодный горный ветер — мыслей не было. Весь я собрался во внимание, готовясь выхватить пистолет из расстёгнутой кобуры и сделать всего лишь один точный выстрел. Генерал же нервно переминался, его пальцы то сжимали, то разжимали рукоять оружия — старого револьвера, с которым он ещё воевал в далёкой от Москвы Персии, разгоняя бандитствующих партизан.
Мы повернулись друг к другу спинами, и гусар принялся совершать отсчёт. Цифра за цифрой срывались с его уст, а мы совершали мягкие шаги, постепенно отдаляясь друг от друга. Расстояние увеличивалось медленно, а нервы начинали шалить, танцуя страшную чечётку.
— Десять!
Генерал резко развернулся на мокрой брусчатке и выстрелил, почти не целясь — навскидку. Пуля со звоном разбила витрину чужой кондитерской через улицу. Я же поворачивался плавно, понимая, что лихой выстрел офицера дарует мне столь важное время для быстрого манёвра. Движение было плавным и аккуратным, прямо как на учебном плацу, а пистолет поднимался на идеальную линию для выстрела. Мне было видно, как крупные капли пота стекают по багровому от злости лицу Семёнова, как дрожат его усы и нервно дёргаются глаза. Выстрел прогремел, когда стрелка на часах «Яра» показывала ровно половину второго ночи.
Пуля сорвала эполет с правого плеча генерала, оставив лишь торчащие нитки золотого шитья. Целился я чуть ниже, надеясь пробить плечо офицера, но выстрел вышел намного лучше, чем я мог посметь предположить. Это была демонстрация превосходства без лишнего смертоубийства. В толпе же кто-то тихо, но очень проникновенно ахнул, кто-то зааплодировал, но большинство просто застыло в оцепенении. Семёнов, тяжело дыша от испуга и захлестнувшего кровь адреналина, провёл плотной ладонью по плечу повреждённого мундира. В глазах его больше не было такого мощного порыва разорвать молодого аристократа. Скорее, читалась эмоция понимания.
За моей спиной сорвался с нескольких губ облегчённый выдох. Болеющие за меня люди смогли успокоиться и понять, что конфликт разрешился едва ли не лучшим из возможных способов.
Из дверей ресторана вырвался перепуганный метрдотель вместе с охранниками, но я уже повернулся к своему экипажу. Теперь ночной воздух пах порохом, конским навозом и дорогими духами из открытых окон ресторана. Толпа вновь оживлённо заговорила, принялась обсуждать итоги дуэли, которые закончились «малой кровью».
Я понимал, что завтра о сегодняшней стычке будут говорить практически везде, начиная от штабов, заканчивая столичными собраниями. Одни назовут генеральский поступок наглостью, другие его поддержат, но и мне должно будет достаться оплеух достаточно. Сейчас же мне нужно было отоспаться, а потому я распрощался со своими спутниками и слегка пьяной походкой двинулся к конному экипажу, встретившему меня у самого ресторана.
Моя машина подкатила к зданию исследовательского центра ровно в девять утра. Просыпаться было физически сложно, поскольку и мощное отравление организма этилом давало о себе знать, так и сон мой составлял немногим больше трёх часов, но нужно было ехать, ибо командованию наплевать с глубокой колокольни на мои личные проблемы, поскольку планы необходимо выполнять.
В здание центра я зашёл в тот момент, когда золотые стрелки на фасадных часах только завершали свой размеренный круг. Моё появление же было встречено немым взрывом внимания со стороны сотрудников — дежурные офицеры у подъезда замерли в неестественных позах, один из адъютантов споткнулся, выронив папку с бумагами, которые тут же разлетелись по гранитным ступеням.
Я сошёл с подножки экипажа с той же нездоровой неспешностью, с которой целился и стрелял сегодняшней ночью. Парадная шинель из тёмно-зелёного сукна сидела безупречно, словно и не было экстренной ситуации вчера. Будь на то моя воля, то я бы приехал в самой простой одежде, но статус обязывал поддерживать стиль в присутствии других людей.
В вестибюле гул голосов резко оборвался, когда я переступил порог. Десятки глаз — любопытных, осуждающих, восхищённых — проводили меня до мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. В воздухе витал густой запах свежего воска для полов, чернил и чего-то ещё — электрического, неосязаемого. Слухи, конечно, опередили меня. Уже сейчас в каждом углу шептались о том, как генерал Семёнов сегодня не явился на службу, прислав записку о внезапной болезни, несовместимой с несением службы.
Поднимаясь по лестнице, я слышал, как за моей спиной вновь нарастает гул. У общества словно сорвало плотину, и ночная запретная дуэль теперь захлёстывала беседы многочисленных офицеров, адъютантов и многочисленной прислуги, ухаживающей за состоянием центра.
Двери в зал заседаний были приоткрыты. Перед ними топтался молодой поручик, который при виде меня слишком резко выпрямился, ударив себя шпорой в лодыжку.
— Ва-ваше сиятельство… — он глотнул воздух, — собрание перенесли в Белый зал. По распоряжению… Его Превосходительства.
Это означало только одно — дело приняло официальный оборот. Белый зал использовали только для чрезвычайных совещаний.
Коридор, ведущий к залу, был пустынен — все уже собрались внутри. Где-то впереди слышались приглушённые голоса, звон металлических набоек о паркет. Я замедлил шаг, стягивая тёплую кожаную перчатку на правой руке — той самой, которой держал пистолет, оторвавший эполет с плеча напившегося генерала. Было понятно, что теперь нас ожидает не самое простое собрание, ценой для которого была репутация собравшихся людей.
Выдержав паузу и сделав несколько глубоких вдохов, я потянул за золочёную ручку высоких резных дверей. Не успели скрипнуть смазанные петли, как в мою сторону обратилось несколько десятков глаз. Напускная спокойствие и невозмутимость пошли прахом. Я прямо ощутил, как сердце критически быстро нарастило темп биения.
В особенности сильно меня испугал Александр Александрович, который сидел во главе стола. Как и многие военные, он сидел в идеальном мундире — каждая ниточка, каждый узелок, пуговица, строчка — всё было идеально. Когда он направил на меня взгляд своих стальных глаз, то по телу пробежался целый табун мелких мурашек, а шея покрылась ледяным потом, от которого меня едва не передёрнуло.
— Садитесь, князь. Вы припозднились. Собрание откладывалось исключительно из-за вас.
Белый зал вмещал в себя несколько десятков разного рода чинов, сидящих за длинным столом п-образной формы. Сейчас оставалось лишь два свободных места за этим столом — моё и генерала Семёнова.
Садиться за стол под взглядами десятков высших чинов было неприятно. Казалось, что меня вновь откатило в студенческие или школьные времена, где меня решил отчитать директор. Хотя, директорам образовательных учреждений было слишком