Тверь встретила нас серым небом, приплюснутым куполом собора и вонью дёгтя от свежевымощенных улиц. На перроне же, прислонившись к телеге с сеном, нас ждал невысокий мужчина в тёмном пальто и с вечно недовольным взглядом. По нему сразу определялось, что он был агентом Опричнины. Просто разило этой отрешённостью и каким-то холодом, отталкивающим простого человека.
— Ваше сиятельство, — кивнул незнакомец в пальто без всяческой тени почтительности, — следуйте за мной. Ваше жилище готово согласно предписанию.
Машина заскрипела рессорами по булыжникам, минуя центр с его новомодными магазинами. Я молча смотрел на проплывающие фасады. В отличие от столицы, здесь не было даже капли того лоска и помпезности, с которыми приходилось сталкиваться каждый день в Москве. По сравнению со столицей или даже родным Томском, Тула казалась чем-то пограничным между ссылкой и свободой. Хотя здесь мне придётся провести много времени, и это мне совсем не нравилось. Куковать внутри города без особенных развлечений будет подобно пытке, а пытки, обращённые ко мне родимому, нисколько не добавляли оптимизма.
Дорога от вокзала пролегала мимо оружейных рядов, где даже в поздний час слышался шелест напильников. Тула практически всю свою жизнь жила оружейными заводами, и даже немалая часть улиц носила здесь имена деталей этого самого оружия. Воздух здесь давно пропитался смесью из металла, пороха и селитры. Странно, что центр «Марс» разместили именно в столице, а не здесь — в непосредственной близости к главному производственному кластеру вооружения в нашей стране.
Наше новое пристанище оказалось на окраине заводского города, в двухэтажном особняке, построенном минимум полтора века назад для успевшего почить богатого оружейника. Жёлтая штукатурка осыпалась, обнажая кирпичную кладку, но ставни были новые, крепкие. Лепнина же требовала реконструкции, крыльцо давно не видело ремонта, и в целом здание производило не самые тёплые впечатления, совсем не настраивая на рабочий лад.
— Мастерская оборудована в бывшей кузнице, — монотонно пояснил опричник, указывая на пристройку здания с высокой и узкой металлической трубой. — Станки доставлены с Императорского завода. Отчёты о вашей деятельности необходимо отправлять каждую неделю. Я буду приезжать лично.
Семён, перекидывая через плечо тяжёлую сумку с оружием, окинул двор оценивающим взглядом — высокий забор из обработанных деревянных досок, глухие стены и единственные ворота. Прохор же, неся тяжёлые кожаные чемоданы, с опаской поглядывал на соседний дом, где в окне мелькнуло чьё-то незнакомое лицо.
Внутри пахло свежей краской и старыми книгами. Агент провёл нас по пустым комнатам и завёл в рабочий кабинет. Вся казённая мебель — дубовый письменный стол, железная кровать, книжные полки — всё выглядело чужеродно, неуютно, неприятно. На кухне уже суетилась пожилая кухарка, присланная, видимо, из местных жителей.
— Вся связь исключительно через меня, — опричник положил на стол толстую папку. — Вот условия. Подпишите.
Я пробежался глазами по тексту соглашения. Нельзя было сказать, что императорские власти дали мне много свободы, ограничив мои возможности вообще по всем фронтам. Теперь и отныне мне было запрещено покидать территорию Зареченской слободы без письменного разрешения уполномоченного лица от Тульского губернского полицейского управления. Вся входящая и выходящая корреспонденция подлежала обязательной цензуре, а личные встречи разрешались только с лицами, внесёнными в заранее утверждённый список, длина которого не позволяла быть больше пяти имён.
— Вы меня совсем в крепостного оружейника решили переделать? — хмыкнул я, берясь за услужливо предложенное мне перо.
Опричник мне не ответил и лишь привередливо принялся осматривать нанесённую на белый лист подпись. Он специально поднял и посмотрел его под солнечный светом, сверился с каким-то образцом, после чего кивнул самому себе и молча удалился из имения. И потянулись унылые рабочие будни.
Туляки просыпались рано, и я быстро приспособился к их ритму жизни. Первые лучи солнца заставали меня уже в мастерской, где на большом и потёртом столе были разложены многочисленные чертежи, опытные образцы деталей и испещрённые пометками тетради вместе с многочисленными огрызками сточенных до основания карандашей. Я старался работать фанатично, чтобы каждый лишний час можно было использовать с полной полезностью, чтобы приблизить конец ссылки как можно быстрее.
Мастерская, переоборудованная из старой кузницы, быстро стала похожа на лабораторию последнего безумца. На стенах висели схемы газоотводных систем, таблицы с баллистическими расчётами, опытные образцы калибров. В углу стоял верстак, где прямо сейчас было зажато деревянное ложе карабина. Сейчас я собственноручно подгонял эту большую деталь.
Работа шла по трём направлениям одновременно. В губках станков было зажато деревянное ложе полуавтоматического карабина под патроны «трёхлинейки». Рядом находились магазины разной ёмкости, предназначенные для автомата и карабина. Третьей и самой сложной разработкой было производство глушителя. Мало того, что у меня фактически не было никаких моделей, которые можно было взять за основу, а потому приходилось воссоздавать технологию едва ли не из самых глубин извращённой фантазии. Получалось, надо сказать, очень и очень плохо. Всё же даже мастера заводов при выдвижении моих идей едва ли не крутили указательным пальцем у виска. Практически никто не понимал, зачем нужно так изгаляться, чтобы немного снизить громкость выстрела и убрать вспышку от выстрела. Я же пытался повторить изобретение Ивана Митина. Всё же армия была вооружена бесчисленным количеством разномастных модификаций винтовки системы «Мосина».
Покамест попытки совладать с глушителем проваливались одна за другой. Конструкция была простой — металлический цилиндр длиной с некрупную мужскую ладонь, крепящийся к винтовке точно так же, как и штатный трёхгранный штык. Выходило так, что трубки лопались, резиновые проставки внутри глушителя рвались или пересыхали через одну. Самая лучшая модель продержалась не больше десяти выстрелов, прежде чем выходила из строя, а это никуда не годилось. Один такой глушитель весил не меньше полутора килограммов, а потому при необходимости дальнего рейда напастись таких глушителей не получалось, да и патроны приходилось использовать другие, с небольшой навеской пороха и облегчённой пулей. Из-за этого сильно страдала меткость и дистанция эффективной стрельбы, которая из хорошей винтовки с прицелом и грамотным стрелком доходила вплоть до километра. Часть проблем можно было решить использованием куда более лёгкого алюминия, но и тогда цена конечного инструмента выходила слишком запредельной даже для штучного товара. Вполне возможно, что сейчас просто не время разрабатывать