Пока Семён и лесничий возились с мёртвой тушей, Анатолий схватил с пояса флягу и, отвинтив узкую крышку, приник к горлышку. Кадык дяди заходил ходуном, но через несколько секунд он протянул фляжку мне. Пахнуло хорошим алкоголем, и я тоже приник к сосуду. Внутри оказался очень недурственный коньяк, а потому несколько глотков, как бы странно это ни звучало, отрезвили сознание после доброй дозы адреналина.
Обратный путь был тяжёлым — тушу приходилось волочь по очереди, впрягаясь в волок по двое. Конечно, путь облегчал успевший налететь за последние несколько дней снег, но даже так пыхтели мы изрядно. В лес во время охоты мы успели погрузиться достаточно глубоко, а потому обратная дорога выматывала. Сменялись мы каждые полверсты, а скорость отряда была сильно ограничена.
Через два часа пути мы остановились на привал. Не сказал бы, что я был сильно вымотан за время этой тяжёлой прогулки, но сильно вспотел. Остальные члены охотничьего отряда выглядели ни в пример лучше, если не смотреть на главу Тульского полицейского управления — мужчину тучного, толстого и активно стремящегося набрать форму шара.
Не прошло и четверти часа, как полицейские вместе с дядей и лесничим подорвались с места. Это казалось мне странным, поскольку усталость на их лицах читалась легко.
— Мы немного вперёд пойдём, — принялся объяснять свой странный манёвр Анатолий. — Ты лучше отдохни, всё же человек к охоте непривычный, так что отдыхать побольше надо. Следы наши увидеть несложно, так что не заблудишься.
Большая часть отряда удалилась быстро, даже излишне споро, как для охотников. До наступления темноты было ещё долго, а потому можно было двигаться к ближайшей деревне неспешно, не тратя силы на высокий темп. Эти же рванули так, что пятки едва ли не сверкали.
— Не нравится мне это, княже, — заявил поднявшийся с небольшого пня Семён, снявший с плеча ружьё. — Странно это всё. Сначала вроде вместе шли, а тепереча убежали куда-то.
— А точнее? Скажи прямо, что предполагаешь.
— Клеветать дядю вашего не хочу, но слишком подозрительное у него поведение. Хотел бы он с вами время провести, то не спешил бы так быстро убежать и в одном темпе бы тогда мы двигались под лёгкие разговоры. Есть у меня подозрения, что убить он вас задумал. Всё же родственников по мужской линии у вас больше нет, а значит всё управление вашим имуществом в его руки перейдёт.
В словах казака был смысл. Анатолия я подозревал и без того, благо причин для этого было более чем достаточно, а нынешние его движения напрягали ещё больше. Сомневаюсь, что он решил вот так просто пойти на убийство, но действовать он мог неожиданно, нарушая букву закона.
— Тогда оружие держи наготове. Подозрения подозрениями, но если стрелять первые начнём, то всё может обернуться иначе. Я и без того в немилости у государя, а если на меня ещё и убийство аристократа повесят, то вовсе худо будет.
Сидеть долго было нельзя. Если дядя действительно задумал моё убийство, то нельзя оставлять им возможности организовать засаду. Ружей у них сейчас было значительно больше, а в нашем случае это слишком критическое преимущество для противника. Будь у меня вместо двуствольного ружья автомат, то можно было бы выкрутиться, но сейчас, в незнакомом лесу, нас влёгкую обойдут и свинцом нашпигуют, как кролика на охоте.
Дальше мы двигались осторожно. Следы волокуш можно было увидеть без особенных проблем, но я старательно пытался заметить другие признаки, что противник отошёл с основной тропы.
— Княже, давай стороной пойдём, — предложил Семён, приглядываясь следу. — Если ничего не случится, то скажем, что заплутали, а так преимущество их лишим.
Предложение было действенным, а потому мы свернули с тропы. Благо компас у меня имелся, а потому в случае необходимости выбраться сумеем. По непротоптанным дорогам идти было сложно, приходилось тратить сил гораздо больше, но с этим приходилось мириться. Шли мы с ружьями у плеч, готовясь в любой момент выстрелить.
Заметили друг друга мы практически в один момент. Тёмная фигура в шерстяном полушубке стояла всего в двадцати метрах от нас и явно ожидала встречи. Это был один из полицейских офицеров, которые отправлялись на охоту вместе со своим начальником. Их было двое, но второй в мгновение скрылся за толстым древесным стволом, пока я целился.
Выстрелы разорвали лесную тишину раскатом грома. Выстрел полицейского ушёл выше моей головы, просвистев злыми пчёлами. Два заряда крупной картечи вырвались из воронёных стволов, и плотный свинцовый кулак ударил полицейского прямо в грудь. Кровавым веером разлетелась кровь из пробитой груди, и мужчина повалился на землю, отброшенный мощным ударом. Рядом хлопнуло ружьё Семёна, а я побежал в сторону, высоко поднимая ноги и стараясь скрыться за старым поваленным деревом.
Не успел я скрыться от выстрелов, как спину дёрнуло. Боли я не почувствовал, но сердце застыло от пронзившего его страха, но бояться было поздно. Руки затряслись, вытаскивать патроны из патронташа было сложно, латунные кругляши постоянно выскальзывали из захвата, но с горем пополам я смог перезарядить ружьё, умудрившись сунуть в стволы пулевые патроны. Расстояние здесь было небольшим, и лучше было воспользоваться крупной картечью, но во время боя соображалка работала с пробуксовкой.
Рядом упал Семён, прямо в полёте переламывающий оружие. Пахнуло порохом, а на мой вопросительный взгляд казак лишь отрицательно помотал головой, ясно давая понять, что противник убит не был.
— Княже, давай я лучше в обход, ползком по снегу, — громко зашептал телохранитель, наконец перезарядив своё ружьё. — Ты меня прикрывай, чтобы он головы не высунул из-за дерева. Непонятно, какой он из себя стрелок, но перестреливаться долго нам нельзя.
Я лишь кивнул и высунулся из-за поваленного дерева. Полицейский спрятался за своим деревом, и только кончик торчащего ружья указывал, что он не поменял своей позиции.
К тому моменту казак уже сорвался с места и прыжком рухнул в снег, активно заработав конечностями и пополз по-пластунски. Я же, скрывая своего союзника, прицелился и пальнул по дереву. Тяжёлая ружейная пуля имела в себе много дульной энергии, но скорости в ней было маловато, отчего она застряла посреди годовых колец дерева. Палил я не с целью убить врага, а заставляя его сильнее прижаться к своему укрытию и не высовывать головы.
— Ну, давай, сволочь!