Радовало, что частным производителям не было дела до того, куда я собираюсь использовать эти элементы бронезащиты, а потому на моих складах лежало чуть больше ста комплектов снаряжения «панцирных пехотинцев», готовых хоть сейчас отправляться на фронт.
— Княже, а ты уверен, что эта жестянка будет пулю держать? — с сомнением в голосе спрашивал меня Семён, простукивая стальные пластины защитного панциря. — Я слышал, что раньше в нечто подобное кавалеристов снаряжали, но сейчас пули в разы сильнее, чем были в те времена. — Казак поднял кирасу, взвешивая защиту в руках. — А весит-то немало. Килограмма три, явно не меньше, а лишний вес сильно мешает. А если ползти придётся, то ведь мешать точно будет, княже. Нам ведь не всегда приходится в полный рост в атаку переть, а иной раз поползать придётся аки твой ужик.
В ответ я отнял у телохранителя панцирь и разместил его специально на небольшом кресте, исполняющем роль манекена. Выходило не очень удобно, но контрольный отстрел партии бронированных панцирей было необходимо провести. Для этого у меня был целый набор стволов, которые я привёз вместе с собой на металлоформовочную фабрику. Для наблюдения за опытной стрельбой собралось несколько рабочих. Они стояли сильно в стороне, несмотря на мои предупреждения о вполне возможных рикошетах.
— Вот и посмотрим, Семён, посмотрим. — хмыкнул я, взводя револьвер.
Мишень со стальным панцирем стояла на расстоянии двух десятков шагов. Расстояние более чем достаточное для того, чтобы проверить защитные возможности нагрудника. Учитывая, что снаряжение предполагалось для штурмовиков, участвовавших в плотных боях на коротких дистанциях, такое расстояние подходило просто на «отлично».
Револьверную пулю из моего классического «Нагана» панцирь легко выдержал. Пули были свинцовыми, отчего очень легко деформировались от столкновения с чем-то твёрдым, но этого хватало, чтобы пробить человеческое мясо. Единственное, что указывало на попадание на панцире, так это небольшая вмятина на окрашенном металле. Попадание пули даже не выгнуло внутреннюю стенку плиты. Выстрелов прозвучало несколько. Я старался подбирать градацию калибров настолько, чтобы найти критическую возможность. Панцирь смог выдержать несколько пистолетных и револьверных пуль, дробь с картечью. Даже взятый с собой рычажный карабин так и не смог пробить стальные листы, но панцирь сдался после выстрела из карабина Мосина, пробившего защиту насквозь. Такой вариант мне более чем подходил, ведь я рассчитывал защитить бронёй тела бойцов от осколков и пуль на излёте, с чем нагрудник более чем справлялся.
— Признаю, княже, — восхищённо заявил казак, рассматривая избитый пулями нагрудник, на котором было лишь одно сквозное отверстие, — но пулю винтовочную всё равно не держит.
— А многих ли винтовочные пули убивают? — спросил я, вспоминая статистику Первой мировой войны. — Тебя когда осколочные снаряды накрывают, то шанс погибнуть намного выше.
— Согласен, княже. Наслышан я о том, что осколки людей много секут. Два к одному примерно будет.
— Вот и рассуди сам, насколько же полезными будут эти элементы защиты. Я вот, Семён, искренне считаю, что если сохранит хотя бы одну жизнь, то потаскать лишние несколько килограмм лишним точно не будет.
— Значит, именно такой набор будем Генеральному штабу предлагать?
— Да. Посмотрим, что они скажут.
Через неделю мы уже были в Москве. Хотелось бы добраться быстрее — при большом желании можно было бы воспользоваться дирижаблем, но что-то я не особенно доверял местному воздушному транспорту, который сейчас находился в зачаточном состоянии. Конечно, всего год назад мне доказали, что и железнодорожный транспорт не является гарантом безопасности, но на земле мне было значительно спокойнее. Тем более что под стук колёс о стыки рельс засыпалось отлично. Было что-то в этом типе перемещения по необъятным просторам нашей громадной страны, в особенности когда можно ехать в комфортном купе, а не в провонявшем лапшой и потными пятками плацкарте.
Москва встретила нас шумом, дымом и грохотом паровозов, едва мы только вступили на перрон Рижского вокзала. Тяжёлое небо нависало над крышами домов, а в воздухе витала привычная для индустриальных городов смесь из угольной гари, конского навоза и плотного табачного дыма.
— Чёрт возьми, — крякнул Семён, сжимая в руках толстый металлический кейс с опытным образцом автомата, — шумновато здесь, особенно после Сибири.
Я молча кивнул, поправляя шляпу на голове. Взглядом я скользнул по суетящейся вокруг толпе. Людей здесь было много: частью это были купцы в поддёвках, выделялись гимназисты с книжками и мелкие лавочники с большими сумками, прибывшие в столицу закупиться дефицитными товарами. Пока я осматривался по сторонам, из-за колонны вышел мужчина в синем мундире с аксельбантом из окрашенного в чёрный шнура.
— Ваше сиятельство! — молодой офицер щёлкнул каблуками. — Капитан Григорьев, штаб Столичного военного округа. Прибыл к вашим услугам.
— Капитан, — я слегка прикоснулся пальцами к козырьку шляпы, пока солдат с Семёном обменялись рукопожатием, — вы нас прямо в штаб?
— Сначала в особняк на Пречистенке, — адъютант ловко подхватил один из привезённых с нами чемоданов. — Его превосходительство генерал Драгомиров просил дать вам день на отдых после поездки. А завтра приказано вас доставить в одиннадцать на совещание в Арсенал. Уж не знаю, как вы смогли убедить генерала Драгомирова, но по вашей просьбе будет собрана большая часть Генерального штаба вместе с его императорским высочеством Александром Александровичем.
Мы выдвинулись к выходу, где нас ждала высокая закрытая «Сойка» с чёрными военными номерами. Семён оценивающе кивнул.
— Хорошо вас обеспечивают. Даже у меня машину приходится с кривого стартера заводить.
— Не без того, ваше сиятельство, — усмехнулся адъютант, включая зажигание. — Электрический стартер, дизельный движок, покрышки с высоким сцеплением с дорогой. Зверь, а не машина. Поговаривают даже, что сам баварский герцог на наших машинах разъезжать изволит. Уж у кого-кого, а у него денег точно куры не клюют, а всё равно наши машины выбирает, несмотря на все прошлые конфликты.
Мотор рыкнул, и я вжался в кожаное сиденье, когда автомобиль рванулся вперёд с места, обгоняя конку. Через открытое окно врывались городские звуки — крики газетчиков: «Война в Америке! Последние известия!», резвые звонки трамваев, перебранка извозчиков у Ильинских ворот.
— Ничего не изменилось.
Но в один момент я ощутил, как воздух