– Свинья! Своего слова не держишь.
Араб принес графинчик коньяку и рюмку. Николай Иванович, однако, рюмкой не стал отмеривать коньяк, а бухнул в стакан с водой прямо из графинчика, взглянул на жену, улыбнулся и пробормотал:
– Ух, ошибся! А все оттого, что под руку говоришь.
Воду с коньяком он выпил залпом и стал рассчитываться с арабом. За все взяли три франка.
В голове Николая Ивановича приятно шумело. Он повеселел. Коньяк сделал свое дело. Глафира Семеновна была насупившись и молчала. Они вышли из кофейни.
XLVI
Вечерело. Над Парижем спускались уже сумерки, когда супруги обошли ряд восточных построек, составляющих улицу. Пора было помышлять и об обеде.
– Я есть хочу. Ты хочешь кушать, Глаша? – спросил супругу Николай Иванович.
– Еще бы не хотеть! Даже очень хочу. Целый день на ногах, целый день слоняемся по выставке – да чтобы не захотеть! Только не будем обедать на выставке, а пообедаем где-нибудь в городе. Мало ли там ресторанов.
– Ну ладно. А теперь на загладку прокатимся на ослах да и велим вывести нас прямо к выходу.
– Нет, нет. Что ты! Вот еще что выдумал, – воспротивилась Глафира Семеновна.
– Да отчего же? Ослы ведь бегут тихо. Они не то что лошади. Да, кроме того, их под уздцы ослиные извозчики ведут. Опасности, ей-ей, никакой.
– Боюсь, боюсь.
– Бояться, душечка, тут нечего. Ты видела, как давеча англичанка ехала? Самым спокойным манером. Да еще какая англичанка-то! Восьмипудовая и вот с каким брюхом!.. Доехали бы до выхода, а там взяли бы колясочку и велели бы извозчику везти нас в самый лучший ресторан. Чего тут?.. А вечером в театр.
– Да, право, Николай Иваныч, я верхом никогда не езжала.
– Да ведь это осел, а не лошадь, – уговаривал Николай Иванович жену. – Вон даже маленькие девочки ездят. Ну смотри, как маленькая девочка хорошо едет, – указал он на нарядно одетую всадницу лет двенадцати в коротеньком платьице и черных чулках. – А завтра на выставку уж не поехали бы, а отправились бы по магазинам покупать для тебя парижские наряды. Как магазин-то хороший называется, который тебе рекомендовали?
– Магазин де Лувр.
– Ну вот, вот… А только сейчас уж пройдемся на ослах. Пожалуйста, пройдемся. Знаешь, для чего я прошу? Мне хочется похвастаться перед Скалкиными. Сегодня вечером и написали бы им письмо, что ездили мы на ослах с диким арабским проводником, который пел арабские песни, что осел взбесился, закусил удила и помчался прямо по направлению к бушующей реке – еще момент, и ты бы погибла в волнах, но я бросился за тобой и на краю пропасти остановил рассвирепевшего осла…
– Схватив его за хвост? – перебила мужа Глафира Семеновна.
– Зачем же за хвост! Схватил его под уздцы. С опасностью для своей жизни схватил под уздцы.
– Ах, Николай Иваныч, как ты любишь врать! И что это у тебя за манера!
– Не врать, душечка, а просто это для прикраски.
– Да, пожалуй, пойдем. А только ведь никакого удовольствия.
– Ну как никакого! Эй, ослятник! Балахонник! – крикнул Николай Иванович приютившегося около стены погонщика с ослом, но тот не понял зова и не пошевельнулся.
– Постой, постой, – остановила Глафира Семеновна мужа. – Право, я боюсь ехать, – сказала она. – To есть боюсь не осла, а черномазого ослятника. Ну вдруг он начнет хвататься? Уж ежели давеча меня один схватил, когда я и на осла-то не садилась… Ужасные они нахалы.
– А зонтик-то у меня на что? Зонтик об него обломаю, ежели что… Да наконец, и городовой, и публика… Эй, ослятник! Осел! – опять крикнул Николай Иванович и спросил жену: – Как осел по-французски?
– Лянь.
– Ах, так осел-то по-французски ланью называется! А по-нашему, лань совсем другой зверь. Эй, лань! Иси… Ланщик! Подавай!
Балахонник, заметив, что его машут, тотчас же подтащил осла к супругам и оскалил зубы.
– К выходу! К воротам, где ля порт, – сказал Николай Иванович. – Да вот что. Махни-ка второго осла. Эн лань пур ма фам и эн лань пур муа [341]. Глаша! Да переведи же.
– Де лань. Иль фо ну де лань!.. [342] – перевела Глафира Семеновна и показала балахоннику два пальца.
Тот тотчас пронзительно свистнул, положив два пальца себе в рот, и замахал руками. Откуда-то из-за угла показался еще балахонник с ослом и подвел его в поводу к супругам.
– Садись, Глаша… Давай я тебя подсажу, – сказал Николай Иванович супруге. – Ну облокотись на меня и влезай.
Николай Иванович наклонился. Глафира Семеновна одной рукой схватилась за седло осла, а другой уперлась в спину Николая Ивановича и занесла ногу в стремя, но вдруг вскрикнула:
– Ай, ай! Балахонник за ногу… за ногу хватается!
– Ты что, распроканалия, протобестия, свиное ухо эдакое! – накинулся на балахонника Николай Иванович и замахнулся зонтиком. – Ты за ногу… Ты за пье хвате… Ежели ты, арабская твоя образина…
Балахонник сидел, опустившись на корточки, скалил зубы и бормотал что-то по-своему, показывая себе на ладонь. Наконец он произнес на ломаном французском языке:
– Мете пье, мадам, мете пье… [343]
– Ах, он хочет, чтоб я ногу ему на руку поставила! – воскликнула Глафира Семеновна. – Вот он почему меня за ногу хватал. Но все-таки как же он смеет самовольно за ногу! Посади меня, Николай Иваныч, на осла.
Но прежде, чем Николай Иваныч бросил свой зонтик и взялся за Глафиру Семеновну, балахонник уже схватил ее в охапку и, как перышко, посадил на осла.
– Стой, стой, мерзавец! – крикнула было Глафира Семеновна, но она уже сидела в седле.
Балахонник издал какой-то гортанный звук и потащил за повод осла.
– Погоди! Погоди! Мы вместе пойдем! – восклицал ему вдогонку Николай Иванович, поспешно карабкался на своего осла, обрывался, опять карабкался и наконец, подсаженный балахонником, уселся и крикнул ему:
– Пошел! Дуй белку в хвост и гриву! Догоняй жену!
XLVII
Покатавшись на ослах и рассчитавшись с погонщиками, супруги взяли извозчика. Когда они уселись в коляску, тот обернулся к ним лицом и спросил, куда ехать, повторяя обычное:
– Quelle rue, monsieur. Quel numéro? [344]
– Да не номера, не в номера… А надо обедать ехать… Дине, – отвечал Николай Иванович.
– Монтре, у он пе тре бьян дине. Me тре бьян [345], – прибавила Глафира Семеновна.
– Oui, madame, – сказал извозчик и повез по улицам.
Через несколько минут он опять обернулся и проговорил:
– Il me semble, que vous êtes des étrangers… Et après diner? Après diner vous allez au théâtre? N’est-ce pas? Alors, je vous conseille le théâtre Eden. C’est ravissant