– Жаль, жаль. Вы куда ехать изволите? Не в Вену ли? по дороге ли нам?
– Нет, в Линдау я должен остановиться. Здесь на озере виды очень замечательные, и мне хочется несколько раз проехать по озеру. Я художник-любитель. Пойдемте на палубу и будем любоваться видами. Теперь уже рассвело.
LXXXV
Всходило солнце, когда супруги поднялись на палубу парохода. Пароход шел вблизи берега, и береговые виды были действительно великолепны. На гладкой, как стекло, голубой воде виднелись рыбацкие лодочки, гористый берег с разбросанными на нем деревушками играл оттенками красного, золотисто-желтого и фиолетового цветов. Русский спутник супругов тотчас приложил к глазам бинокль и начал любоваться картинами природы, но супругов картины интересовали мало. Они с нетерпением ждали, чтобы пароход поскорее пристал к берегу, дабы можно было сесть в вагон и ехать в Вену. Невзирая на уверение русского, что они не сбились с пути, у них все еще было сомнение, туда ли они едут. Неожиданное путешествие на пароходе, для которого они не брали билетов, все еще сбивало с толку. Впрочем, Николай Иванович, выпив две рюмки коньяку, несколько повеселел.
– А уж как сядем на берегу в вагон, так прямо до Вены без пересадки? – спрашивал он своего русского спутника.
– Так прямо без пересадки и доедете, – отвечал тот.
– Да вы сами-то езжали этим путем?
– Еще бы. Я месяц тому назад из Вены в Лозанну приехал и вот теперь еду обратно. По дороге у вас будет Мюнхен. Вот в Мюнхене на станции не забудьте выпить по кружке пива. Мюнхенское пиво считается лучшим в свете.
– Да, да… Про мюнхенское пиво я слыхал. А только неужели оно лучше берлинского? – улыбнулся Николай Иванович от предвкушаемого удовольствия выпить самого лучшего пива.
– Я в пиве не знаток, но говорят, что лучше.
– Глаша! Слышишь?
– Ах, Бог с ним, с этим пивом! Только бы скорее добраться домой. Мне уж и в Вену-то заезжать не хочется.
– Ну на один день заедем. Пройдемся по городу, да и опять на железную дорогу. Все-таки Вена, все-таки в Петербурге лишний разговор, что в Вене были.
– Ох, опять немцы! Опять мне мучение насчет немецких разговоров! Еще ежели бы французы были, а то с немцами пантомимами разговариваю.
– В Вене вас будут уже несколько понимать по-русски, не говорить, а понимать. Вена – славянский город. Прислуга и вообще простой народ там большею частью славяне, – успокоил Глафиру Семеновну русский спутник.
– Да что вы! – радостно воскликнули супруги.
– Да, да… Чехи, кроаты [553], поляки, русины, сербы. Вас будут понимать. Вы это уже заметите, даже подъезжая к Вене по железной дороге. Кондуктора из славян и уже понимают русские слова.
– Ну тогда дело другое. А то, верите, как трудно.
Вот и пристань. Супруги распрощались с русским спутником, носильщик схватил их подушки и саквояжи и повел их сначала в таможню, где германские досмотрщики налепили на их саквояжи билетики, а потом усадил в вагон.
– Вин? – все еще с сомнением спрашивала Глафира Семеновна кондуктора, простригавшего билеты.
– Ja, ja, Madame, direct nach Wien [554], – отвечал тот.
– Умштейген не надо? Нихт умштейген?
– Ohne umsteigen, Madame.
Поезд тронулся. Супруги ждали Мюнхена, дабы выпить там пива. Особенно заботился об этом Николай Иванович, при каждой остановке выглядывая из окна и отыскивая на станции надпись «Мюнхен».
Вот и Мюнхен. Кондуктор возгласил о нем минут за пять до остановки. Стояли десять минут. Супруги успели закусить при этом горячими сосисками, продававшимися на платформе прямо из котла, стоящего на жаровне. В мюнхенском пиве супруги, однако, ничего особенного не нашли.
– Пиво как пиво, – сказала Глафира Семеновна, которую Николай Иванович принудил выпить стакан. – По моему, берлинское-то вдвое лучше.
За Мюнхеном Глафира Семеновна стала испытывать кондукторов в знании русского языка, задавая им разные вопросы по-русски, но кондуктора не понимали. Николай Иванович делал то же самое с прислугой, разносящей по станционным платформам пиво и закуски, и наконец достиг благоприятного результата.
– Эй! Пиво! Сюда! – крикнул он кельнеру.
И кельнер, поняв его, подскочил с стаканами пива к окну вагона.
– Глаша! Глаша! Смотри… Начали уж понимать! – радостно воскликнул Николай Иванович и спросил кельнера, принимая от него стакан: – Брат славянин?
– Nein, gnädiger Herr [555], – отрицательно покачал головой кельнер.
Николай Иванович взглянул ему в лицо и тут же убедился в праздности своего вопроса. По горбоносому типу лица, крупным красным губам и вьющимся волосам самый ненаблюдательный человек мог заметить, что это был жид без подмеси.
– Иерусалимский дворянин, иерусалимский дворянин, а я-то его за брата славянина принял, – бормотал Николай Иванович.
Супруги ехали по Баварии, но вот пришлось переезжать баварскую границу и въезжать в австрийские владения. На границе таможня, и в ней пришлось просидеть около часу, пока чиновники осматривали вагоны. Впрочем, на станции был отличный буфет, где супруги могли пообедать за табльдотом.
– Без телеграммы дали пообедать, хоть и немцы, – заметила Глафира Семеновна, вспоминая случай в Кенигсберге, где их не пустили за табльдот из-за того, что они их не уведомили телеграммой, что будут обедать на станции.
– Еще бы… Здесь совсем другие порядки.
Прислуживающий супругам кельнер оказался поляком и действительно кое-какие русские слова понимал, хотя по-русски и не говорил. Принимая в расплату за обед немецкие марки, он перевел их на гульдены и, мешая в свою речь польские слова, кое-как объяснил супругам, чтобы они наменяли себе австрийских денег, и привел жида-менялу. Хоть и не без особенного труда, но супруги все-таки поняли, в чем дело, и купили у жида австрийских денег. В руках их в первый раз появились бумажные гульдены. Николай Иванович долго рассматривал их недоверчиво и сказал жене:
– Ассигнации уж пошли на манер русских. Как бы не надул жид-то… Хорошо ли? Верные ли? – обратился он к кельнеру.
– Добро, добро, пан, – утвердительно кивнул он головой.
Жид тоже заговорил что-то по-немецки и кивал головой.
С австрийской границы действительно стали появляться железнодорожные служащие и кельнеры, понимающие кой-какие русские слова, но таких людей было мало, зато жиды попадались на каждом шагу. Чем ближе подъезжали к Вене, тем жидов становилось все больше и больше.
Вечером супруги приехали в Вену.
LXXXVI
Давка и толкотня царствовали на вокзале, когда супруги приехали в Вену. Из окон вагона виднелась толпящаяся на платформе публика, и дивное дело, большинство ее были жиды: жиды длиннополые и жиды короткополые, жиды в цилиндрах и шляпах котелками и жиды в картузах, жиды с сильными признаками пейсов и жиды с слабыми признаками пейсов. Даже добрая половина нарядных женщин отличалась семитическими горбатыми носами