Улица Холодова - Евгения Викторовна Некрасова. Страница 18


О книге
рев приходят родители и глядят рассеянно в компьютер. Вроде бы отсюда, от этой точки, я больше не хочу умереть. На рекламном фестивале Маша уговаривает меня подойти к креативному директору, который судил конкурс. Он диктует мне свой имейл, тревожные буквы плывут, я не могу записывать. Он отдает мне свою карточку. Я пишу ему и устраиваюсь на стажировку в очень модное российское агентство, в самый артхаусный его отдел.

41.

Когда я занимаюсь рекламой, я много пишу про людей, они мои герои, но то, что с ними происходит, не имеет никакого отношения к реальности, кроме маркетинговых описаний их покупательских предпочтений, и меня это устраивает. Я не люблю людей, боюсь их настоящих. В юности я не хочу никакой реальности, совсем. Она – вонючие холодные электрички, грубые отчаявшиеся люди, давка, плотные кривые рынки, война, теракты, очереди в больницах, злость, усталость.

Мои ровесники раздают листовки, я тем временем пишу тексты даже не на эти листовки, а для роликов, которые показывают по телику. Со стороны все выглядит очень успешно. Внутри этого процесса много моего ужаса. Жизнь после прыжка в новую успешную реальность оказывается снова несчастной. Мои эмоции не позволяют мне нормально работать, как бы я ни старалась. Все вокруг, все вокруг слишком крутое, блестящее, успешное по сравнению со мной. Мне так кажется. Дрожу от восхищения, когда меня берут на общие шторминги, боюсь сказать на них ерунду, умираю, когда коллеги говорят, что по конкретному брифу надо работать быстро и они «посидят» без меня. Когда мои сценарии отправляют на раскадровки и презентуют клиентам, я тушу свою радость, запинываю свою самоуверенность, потому что эта удача, скорее всего, случайность, ненавижу себя почти всегда, но особенно когда креативный директор, еще очень молодой лысеющий человек с прохладными глазами, говорит мне, что нельзя писать тексты с ошибками. В месяцы стажировки я выпиваю каждый день чекушку водки после рабочего дня. Дома, у себя в комнате, родители ничего не замечают. Стажировка заканчивается, меня не берут в звездное агентство на работу, и тогда я чувствую себя чрезвычайно счастливой и освобожденной. Перестаю пить. Спустя несколько месяцев устраиваюсь младшим копирайтером в маленькое незвездное агентство.

42.

На работе мне сложно. Я часто молчу на брейнштормингах, придумываю все сама и одна в вордовский файл, не люблю работать с кем-либо. Ем быстро и нервно одна на офисной кухне. Все старше меня. Но взрослые помогают мне адаптироваться. Начинаем вместе ходить курить и на обед в кафе. Я впервые пробую суши. Приобретаю никотиновую зависимость, трачу огромную часть зарплаты на бизнес-ланчи, зато научаюсь коммуницировать. От коллег я узнаю про авторское кино, меня снабжают именами и дисками. Я смотрю «Пыль» и «Первые на Луне». Мой мир сдвигается, да и зарплата подрастает. По-настоящему счастливой и свободной меня делают деньги. Я перестаю ездить на электричках, снимаю комнаты в Москве, покупаю себе одежду, ноутбук и книги, дорогие подарки немногочисленным друзьям, хожу в рестораны и кафе.

Журналистику я теперь демонстративно не люблю, мне она кажется бесполезным делом, хотя просто не знаю ее. Читаю музыкальные колонки и интервью со звездами. Ежедневно пишу тексты про услуги связи, гаджеты, печенье, пиво, обувь, чай, страхование. В те годы реклама – мое искусство.

43.

В первой половине нулевых я разговариваю по телефону в офисе рекламного агентства. Опенспейс и другие люди кроме меня. На стенах торчат какие-то немодные граффити. У нас удалась жизнь, мы занимается почти-творчеством, нам нравится наша работа, и мы зарабатываем выше рынка. Мы молоды. Мне двадцать. Я считаюсь чрезвычайно талантливым копирайтером. Доучиваюсь на журфаке, но не собираюсь заниматься журналистикой. Моя зарплата больше, чем у моего отца. Лена Костюченко в это время пишет материалы о деле Мананы Джабелия, пытаясь остановить ее депортацию. В стране происходит антигрузинская кампания. По московским рынкам, ТЦ, кафе и даже школам идут рейды, силовики ищут людей с грузинскими документами. Я живу не зная ничего этого, не вникая. Меня спрашивают по телефону адрес прописки для чего-то, я диктую: город Кли-и-и-мовск. Коллега хохочет и повторяет половину рабочего дня «она из климакса». Я обижаюсь и стыжусь одновременно.

44.

Со временем я становлюсь маленькой звездой так-себе агентств. Не приносящей прибыли, существующей для напоминания о том, что это у нас творческая работа. Я часто придумываю слишком хорошо и непривычно, взрослые коллеги восхищаются мной, но клиенты покупают только безопасные, неинтересные, банальные идеи, которые я выдаю для презентаций. Мои лучшие истории могли бы продать и реализовать «звездные агентства», но с работой там не справляется моя психика.

Работая, я живу как взрослая: сижу на долгих важных встречах в переговорках, получаю рабочие имейлы, хожу на съемки роликов по моим сценариям. Но реальность иногда докатывается до меня. У дедушки случается инсульт. Они давно воюют с соседом по климовской даче за три метра участковой границы. Для владельцев шестисоточных отрезков это много. Дедушку находит отец, очень жарко, дедушке кажется, что вот я маленькая, бегаю по участку, ем зеленый лук и лажу по деревьям, как я часто делала в дошкольном возрасте. Больница по соседству с СНТ, здесь есть невралгическая реанимация, дедушку спасают, он приходит в себя и много лет еще живет и работает.

45.

В так-себе-вузе реальность неожиданно приходит ко мне на лекцию по праву. Худая, некрупная девушка с длинными темными волосами, в туфлях на каблуках, на несколько лет нас старше, сообщает нам, что у нас есть права и что мы должны ими пользоваться. Уже тогда нам сложно ей верить. Но нам так нравится эта артикулированная, энергичная преподавательница, что мы с подругой покупаем в книжном у Курского вокзала «Конституцию РФ». Наша молодая лекторка по праву работает адвокаткой. Она рассказывает, как недавно с коллегами они спасли от тюрьмы горстку студентов, которые пили в подъезде пиво, а менты для улучшения раскрываемости подкинули им наркотики прямо во время задержания. Тогда мне нравится эта история своим хеппи-эндом и благородством, но она напоминает мне о реальности страны. В свои двадцать я не хочу знать ее.

46.

Важный корпус холодовского мемориального феномена – учебные работы. Школьники Климовска и Подольска в первые годы после 1994-го пишут о Холодове сочинения, доклады, рефераты. Возможно, учащиеся других городов тоже создают подобные тексты, мне это не известно. Одно из самых проникновенных школьных сочинений, которое я нашла в холодовском архиве детской климовской библиотеки, размещено в этой книге с разрешения автора. По совпадению, мы общались в юности. Я нашла Костю в «ВК» в списке

Перейти на страницу: