Улица Холодова - Евгения Викторовна Некрасова. Страница 9


О книге
сразу падаю спать, как только прихожу из школы. «Если б нас теперь пустили в поле, / Мы в траву попадали бы – спать» [7]. У меня есть тогда подруги, не помню, почему я не говорю с ними об этом. Мой отец говорит мне, что днем я спать больше не должна, потому что это неправильно, спать нужно ночью. Даже не думаю помочь себе и найти слова, чтобы объяснить свое состояние.

Я пытаюсь покинуть школу номер 5 в поисках лучшего учебного учреждения. К финалу девяностых становится очевидно, что школа номер 5 недостаточно хороша по некоторым параметрам. Здесь сильные естественники, но не очень с математикой и историей. Я сдаю экзамены в экономический класс четвертой гимназии, я сдаю экзамены в экономический класс подольского колледжа. Профессия экономиста тогда модная, то есть востребованная, денежная.

Однажды после экзамена в колледже возвращаюсь из Подольска на маршрутке. На экзамены принято наряжаться – на мне мамин летний светло-изумрудный костюм: брюки и короткорукая блузка с декоративными крыльями-лацканами. Приближаемся к моей остановке, я всегда очень нервничаю перед выходом из транспорта, боюсь пропустить остановку, не люблю вступать в коммуникацию с водителем. Маршрутка тормозит, я привстаю, согнутая низким потолком, открываю тяжело елозящую дверь и шагаю одной ногой наружу, зависая ею. Маршрутка начинает двигаться. Это ложная остановка на светофоре. Начинаю падать из едущей маршрутки на Симферопольское шоссе. Я крупная, выгляжу лет на 10 старше в свои 15, еще и в мамином костюме. «Женщина!» – кричит, очевидно мне, водитель. Меня хватает взрослая крепкая пассажирка за ворота-крылья маминого костюма. Меня болтает туда-сюда в ее руках, чуть из маршрутки, чуть в маршрутку. Не помню, где там мои руки, скорее всего, просто висят от ужаса. Маршрутка наконец тормозит на моей остановке. Чудо-женщина выпускает лацканы изумрудного костюма. Я, никому ничего вымолвив, спускаюсь из маршрутки и быстро иду в свой панельный МЖК.

Всюду я поступаю, но никуда не перехожу учиться. Даже не перевожусь в гуманитарный класс внутри своей школы. Просто пересдаю с трудом профильные предметы, например физику, и иду в тот же физмат-класс. Мне легче остаться в привычной муке.

20.

В 14 лет Лена Костюченко случайно покупает «Новую газету» в ярославской «Союзпечати». Читает там статью Анны Политковской о Чечне, впервые узнает слово «зачистка», впервые по-настоящему узнает страну, в которой она живет. Лена понимает, какой на самом деле может и должна быть журналистика, и решает, что обязательно будет работать в «Новой газете». Инициация Лены происходит через текст. Не думаю, что меня бы так же изменила статья Холодова. Даже его «Сухумский апокалипсис». Потому что меня совсем не интересовали тексты в газетах и страна, в которой я жила. Когда я читаю тексты Холодова, то вижу смесь монолитной позднесоветской публицистики и развязного новояза девяностых под шапкой «продающих» «МКшных» заголовков. Меня бы подростковую вряд ли задел такой материал. Но главное, меня тогда не интересовали статьи в медиа, моя страна и любая о ней правда.

В сентябре 2023-го я собеседую девочку, которая учится на журфаке МГУ и хочет поступать на годовой курс нашей с коллежанками Школы литературных практик. Я спрашиваю про Холодова, потому что он упомянут в ее мотивационном письме. Впервые кто-то упоминает Холодова в своем мотивационном письме за всю мою преподавательскую практику. Девочка говорит, что Холодов – одна из главных причин, почему она пошла учиться на журфак. Она восхищается им и вспоминает его репортаж из горячей точки, где он ночью поет с коллегами под бомбежками «Подмосковные вечера». Мне становится тепло от этого ее восхищения. Девочка говорит: «Он в этом клубе 27». Холодов для нее рок-звезда. Я понимаю ее, но мне это почему-то не нравится. Наверное, я ревную.

21.

Стыдно в 2024 году жаловаться на ПТСР из-за своего школьного опыта. Принято считать, что ПТСР проявляется только у людей, побывавших на войне или в зонах военных действий. Я с детства живу в воюющей стране. Пока война не приходила в мою географическую точку. Но быть культурно и социально привязанной к воюющей стране – невезение и беда.

В десятом и одиннадцатом классах я бегаю через школу Холодова и улицу Холодова между двумя старшими поколениями моей семьи. Они требуют от меня ответа о том, какое будущее я себе хочу. Я понятия не имею, на какую специальность мне отважиться. Хочу стать журналисткой, но держу это в стыдном секрете. Ведь это что-то гуманитарное, сложное, далекое от города инженеров и моей семьи. Я молчу как шпион. Не говорю правды. По привычке ненавижу себя, не доверяю никому, вижу рядом с собой только плохое. Мне кажется, что все вокруг исключительно против меня. ПТСР – очень эгоистичное состояние.

Я очень не понимаю математику, но постоянно занимаюсь ею последние два года школы вне школы. У моей семьи находятся на это деньги. Репетиторка считает меня тупой и не скрывает этого, она рассказывает мне про сына, поступившего в лучший вуз страны на мехмат. Мы занимаемся дома у моих бабушки и дедушки. Репетиторка работает в климовском роно, в минуте от улицы Холодова. Ей удобнее заниматься в центре, поэтому мы встречаемся дома у моих бабушки и дедушки. Она так презирает меня, что часто не приходит и не предупреждает об этом. Я действительно плохо занимаюсь и не делаю домашку. Каждая встреча с сотрудницей роно для меня страшный стресс. Для нее – трата времени, она явно жалеет, что согласилась. Ей даже не нужны наши деньги. Мне дурно от занятий математикой. Я всегда оставляю домашку сотрудницы роно на последний день и не могу заставить себя сесть за нее, все время отвлекаюсь на придумывание историй у себя в голове.

22.

Холодов, я думаю, журналист американской формации, герой американского типа. Самый востребованный, самый нужный российской реальности того времени, сформированный в мечте о демократии. Молодой, одинокий, смелый, странный, небогатый, очень мотивированный и страстный, нежадный, честный, он ищет правду, занимается очень серьезной и опасной темой – коррупцией в войсках, если точнее, в военном командовании, печатается в коммерческой миллионнотиражке с таблоидными заголовками, его статьи расстраивают и злят взрослых людей в погонах. Все главные герои и героини американских фильмов и сериалов того времени занимаются расследованиями, ищут правду и рискуют из-за нее. Беспокоят, раздражают взрослых людей в погонах. «Молчание ягнят», «Дело о пеликанах», «Твин Пикс», наконец «Секретные материалы». В том возрасте, когда я покупаю кассеты со всеми этим названиями на боку, Холодов покупает и смотрит исторические диафильмы.

Перейти на страницу: