Немцы спали так же, как русские. Они тоже устали, обессилили от ран, потери крови, напряжения боя… Может быть, и даже, наверное, больше, чем русские. И все спали вместе в этой огромной детской, освещенной голубым фонариком, когда на улице неслась с неба мерзлая белая крупа, завывал ветер, и ночь распласталась на необозримом пространстве.
Земцы и война
I
Уже давно хотел я дать посильный отчет об одном явлении, имеющем огромное значение и не учитываемым по результатам последствия, и особенно ярко развернувшемся в эту войну. Для меня лично представляется не совсем ясным, почему именно эта война вызвала к жизни и дала возможность развернуться во всей широте тому, о чем я говорю. То ли, что эту войну целиком от дворца до избы принял весь народ, как скорбную, несущую много горя и бед, но настоятельную необходимость, или просто потому, что за эти десять лет, отделяющие нас от прошлой войны, русское общество много пережило, но только общественная помощь как пострадавшему от войны населению, так и самой действующей армии, в виде заботы о больных и раненных воинах, в эту кампанию приняла такие неожиданно прекрасные формы, пробудила такой отзвук по всей стране, что после этого самые крайние пессимисты могут смотреть на будущее спокойно: русская общественность, находившаяся некоторое время в состоянии, так сказать, анабиоза, не умерла, не заглохла, а наоборот, расширилась и растеклась по лицу всей страны.
Отдельные ячейки этой общественной эпидемии, если позволено будет так выразиться, можно было наблюдать в Рождественские дни. Волна подарков, с которой едва справлялись железные дороги, влилась в армии властно и сильно, и видевшему этот наплыв представлялся случай отметить много любопытного.
Подарки текли отовсюду: не говоря уже о больших центрах, как Москва и Петроград, какие-то совершенно неизвестные даже самому заматеревшему во днях своих учителю географии, не отмеченные даже мушиной точкой на карте Государства Российского грады и веси образовывали свои комитеты по сбору пожертвований, соображали по письмам и газетам «самое необходимое» и посылали свою лепту в скромной надежде хоть немного, хоть чем-нибудь облегчить или порадовать тяжелые дни русского солдата.
Война, желание принять в ней участие хоть крохами своих скудных средств объединили самые разнородные элементы общества. И микроб общественности, пользуясь благодарной почвой, созданной войною, стал расти и развиваться во славу стомиллионной страны.
Эти вагоны с подарками – явление временное, может быть, в значительной мере случайное, но необычайно характерное. Оно служит большим показателем того, как одна общая идея может пробудить к общественному выступлению людей, во всю свою жизнь, быть может, никаким боком к общественности не прикасавшихся.
Это любопытно, но преходяще; подарки отосланы, розданы, кем следует получены – и комитет, возможно, распался до нового взрыва сочувствия, жалости, участия.
Гораздо более заслуживают внимания общественные организации, ведущие планомерную, строго обдуманную, постоянную работу; некоторые из них уже не первый раз «на поле брани», некоторые имеют в своем прошлом иные широкие общественные выступления, как, например, в борьбе с недородами, стихийными бедствиями и прочее – и, располагая серьезными средствами, оперируя в значительной мере уже с известным по опытам прошлого материалом, объединив собою целый круг лиц, работающих не за страх, а за совесть, только потому, что каждый из них не мог сидеть в своем насиженном углу в такие дни, не мог заниматься прежним знакомым и в большинстве любимым делом, не мог просто не быть здесь, не приложить свои руки к огромному, неизмеримо важному делу; имея в своем распоряжении такие данные, эти организации в текущей войне играют большую и светлую роль.
Как я уже рассказывал выше, судьба столкнула меня с одной такой организацией, столкнула случайно, благодаря старой дружбе с одним из уполномоченных ее и кое-каким иным обстоятельствам, связанным с прошлыми годами моей жизни, и я мог ближе присмотреться к ее деятельности.
Эта организация – Всероссийский Земский союз. Я уже упоминал о ней вскользь; но нужно говорить о ней подробнее.
II
Есть одна черта в русском общественном человеке, свойственная, кажется, только ему одному: когда посторонний наблюдатель смотрит на него, ему может показаться, что этот человек занят самым простым, легким и приятным делом.
Встречаясь часто с членом главного комитета Всероссийского Земского союза В. В. Вырубовым, [68] я всегда после беседы с ним уносил впечатление какой-то особой легкости, спорости, что ли, с какой справляется этот человек со всей сложностью забот и дел, приступом идущих на него при первом его появлении. Я знал, что на плечах у В. В. лежит огромная ответственность, что у него нет минуты, которая принадлежала бы лично ему, знал, что две трети своей жизни на войне он проводит в дороге, трясясь по невозможным ухабам в автомобиле, – и было несколько случаев, когда на просьбу уделить час для делового разговора, я получал приблизительно такой ответ:
– Знаете что! Вы поздно ложитесь, да? Ну, вот и отлично – если сегодня ночью, половина второго, я к вам зайду, можно? Вот и поговорим, и никто нам не помешает…
И мы встречались в половине второго ночи, беседовали час, иногда два, а по выходе от меня В. В. спускался вниз, в вестибюль гостиницы, и говорил дежурному помощнику швейцара, вооруженному толстой конторской книжкой, в которой исключительно записываются часы, когда надо утром будить обитателя того или иного номера.
– Телефоны у вас начинают действовать в восемь часов, кажется, – говорил сонному portier‘y В. В., – так вот, значит, и меня разбудить в восемь…
А на следующий день В. В. свежий, здоровый, как всегда добродушно веселый, с восьми часов уже принимает телефоны, отвечает на тысячи вопросов, требующих немедленного разрешения, советует, направляет и, наконец, исчезает до позднего вечера, подхваченный водоворотом самых разнообразных и одинаково необходимо нужных дел.
С другим членом главного комитета, Н. Н. Ковалевским, [69] мне привелось встретиться в Восточной Пруссии.
Встретились мы с ним в Граеве, куда я прибыл на автомобиле, а Н. Н. на поезде из своей, как он называет, «штаб-квартиры» – Белостока. В ведении этого матерого, искушенного многолетней борьбой с дефектами русской народной жизни земца, работавшего еще в русско-японскую кампанию, находится эвакуация раненых. Союз имеет около тридцати санитарных поездов, не считая Кавказского фронта, и все это «министерство путей сообщения» лежит на ответственности Н. Н. Ковалевского. Если принять во внимание растянутую на несколько сот верст линию фронта, перегрузку путей поездами, постоянно поступающие партии раненых, необходимость привести все это в равновесие –