— Не буду! Честное пионерское! — пообещал я, подхватив её на руки и закружив по древней лаборатории.
В этот момент из соседнего помещения вышла Акулина. В руках она держала тряпку и бутыль с какой-то зловещей фиолетовой жидкостью. Увидев меня, она выронила прозрачную ёмкость, которая со всего маха ударилась об пол. Бутыль, к счастью, не разбилась, но выплеснувшаяся жидкость зашипела, слегка разъедая каменный пол.
— Рома! Живой! — завизжала девушка, тоже бросаясь ко мне на шею.
Я поставил Глафиру Митрофановну на ноги, и мы обнялись все вместе. Глафира Митрофановна вздохнула, а затем украдкой попыталась смахнула слезинки, выкатившиеся из её глаз. Следом за ней зашмыгала носом и Акулина. Да, радость у нас вышла, действительно, как в песне — со слезами на глазах.
После того, как мои девчушки успокоились, они завалили меня вопросами. Пришлось рассказать им вкратце о моих недавних приключениях. При упоминании Глории Глаша как-то насторожилась, словно почуяла всем своим женским нутром возможную соперницу. А ведь так оно и есть, мне ли не знать. Вот вы мне скажите, как у них, у женщин, получается всё чувствовать без всяких там магических талантов?
— Так кто такая эта… Глория? — недовольно проворчала Глафира Митрофановна, перехватив мой взгляд. Она недобро прищурилась, и в её карих глазах заплясали искорки настороженного любопытства и… ревности, конечно же.
Акулина, в этот момент копошившаяся возле пролитой жидкости (теперь уже нейтрализованной каким-то порошком с резким удушливым запахом), вдруг замерла и навострила уши.
Я вздохнул — врать любимой женщине не хотелось:
— Она ведьма… — начал я осторожно.
— Ведьма? — повторила Глаша, медленно, будто пробуя слово на вкус. — И что этой лярв… ведьме от тебя нужно?
И ведь она её еще и в глаза не видела! Что же будет при встрече? И я понял, что все мои проблемы только-только начинаются. И разрулить их будет куда сложнее схватки с архангелом Михаилом.
— Рома… — продолжила она, — не надо юлить. Я чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Я понимаю… ты ведьмак… Ты с ней… у вас что-то было? — выпалила Глаша, наконец решившись.
Я вздохнул:
— Это не то, о чём ты думаешь… Она оказала мне услугу. Без помощи этой ведьмы я бы мог не вернуться… Или словил бы очередную лихорадку Сен-Жермена.
Глаша закусила губу, её пальцы нервно сжали край фартука.
— И что теперь? Ты… ей обязан? Я знаю ведьмовской кодекс… Что она требует за оказанную услугу?
Тишина повисла тягучей паутиной — я как-то и не знал что сказать. Я даже об этом «кодексе» слышал сегодня в первый раз.
Акулина, до этого молчавшая, вдруг резко встряла в наш разговор:
— А она красивая?
Глафира Митрофановна взвилась, как ошпаренная.
— Акулина! Да какая разница-то?
— Ну, так… если красивая, значит, опасная!
Я невольно рассмеялся, но тут же осекся под взглядом Глаши:
— Красота для ведьмы не проблема. Особенно для колдуньи седьмого чина (кстати, я так и не посмотрел, насколько она возвысилась). Но я вижу её настоящую суть, Акулина, ей больше трёхсот лет, и её сумеречный облик ужасен. Куда страшнее, чем был у твоей бабки Степаниды. Но простаки этого не видят…
— Значит, красивая, — Глафира резко отвернулась, но я успел заметить, как её глаза блеснули влагой.
— Глаша, — я осторожно взял её за руку, — ты же знаешь, что для меня важнее всего. Чувствуешь, это душой и сердцем. — Она не ответила, но пальцы её дрогнули в моей ладони. — Не буду юлить и скрывать, но с Глорией будет непросто… Очень непросто… Но она нужна нам… Просто верь мне, и всё будет хорошо!
— Обещаешь? — Глаша обернулась и вновь меня обняла, уткнувшись головой мне в грудь.
— Хочешь, я принесу тебе абсолютную магическую клятву верности? — на полном серьёзе предложил я.
— Со мной это не сработает, — рассмеялась Глаша. — Я же обычная простушка.
— Тогда просто верь мне! — И я крепко прижал её к груди.
Глаша прижалась ко мне крепче, её дыхание было тёплым и неровным.
— Ты знаешь, я не из тех, кто ревнует к каждой тени, — прошептала она. — Но, когда я услышала, что она ведьма… Мне стало страшно. Не за себя. За тебя.
Я провёл пальцами по её волосам, ощущая их шелковистую мягкость.
— Тебе нечего бояться, — ответил я тихо. — Ни она, ни кто-либо другой не сможет разлучить нас.
Она подняла на меня глаза, и в них плескалось столько доверия, что моё сердце сжалось. У меня просто камень упал с души, ведь рано или поздно этот вопрос всё равно бы всплыл, и объясниться было бы намного сложнее.
Дальше я без утайки рассказал и про знакомство с Глорией, и про встречу с Черномором и мертвой головой его братца великана, и про уничтожение целой орды фрицев, и про нападение архангела Михаила, и про наше бегство… В общем про всё-всё-всё.
Мои красавицы слушали моё неспешное повествование, буквально раскрыв рты. Ведь в то, что я рассказывал, сложно было даже поверить. И ко всему прочему, произошедшие события заняли буквально какой-то день-два. Мы вместе скорбели о погибших партизанах, а мои девушки плакали. Ведь они знали этих людей куда лучше меня.
Когда мы все, наконец-то успокоились и престали оплакивать мёртвых, Глафира Митрофановна с Акулиной поделились со мной уже своими новостями. А новостей у них тоже хватало.
— Мы тут с Акулинкой нашли столько всего… удивительного, Ром! Ты даже не представляешь! — Глаза моей любимой женщины зажглись настоящим азартом увлеченного любимым делом исследователя. — Вольга Богданович сказал, что пару-тройку веков лаборатория пребывала в запустении.
— Ага, — присоединилась к ней Акулина, — всё здесь покрыто настоящей пылью веков!
— Но вы тут уже неслабо потрудились! — улыбнулся я, оглядывая лабораторию.
С моего последнего посещения, всё здесь действительно преобразилось. Полки были вычищены, банки-склянки с разными компонентами рассортированы и подписаны, а металлические лабораторные столы просто сияли от натирки.
— Но даже учитывая прошедшие столетия, технологичность некоторых процессов просто поражает воображение! В нашей старой лаборатории достичь чего-то подобного было просто невозможно! — Глаша едва сдерживалась от восторга.
Глафира Митрофановна вдруг схватила меня за руку и потащила к дальнему углу лаборатории, где стоял массивный аппарат — этакая сборная солянка из полированного металла (я так понимаю, это мои девчонки его так надраили), дерева и стекла, да еще и изрисованного целой кучей сверкающих загадочных символов, часть из которых мне была незнакома.
— Посмотри! — её голос дрожал от возбуждения. — Это же алхимический преобразователь Пифагора! Прародитель описывал подобный прибор и его действие в лете, но сам никогда не пользовался.
Я присвистнул от удивления, хотя нихрена так и не понял. Да и до указанного Глашей раздела леты я так и не добрался, поскольку никакой практической пользы он не нёс. Просто в нём описывались всевозможные существующие техно-магические прибамбасы, которых в наличие у самого Афанасия не было.
А вот то, что Пифагор, известнейший на весь мир древнегреческий мыслитель и математик, был одарённым, я не знал. А вот его преобразователь действительно выглядел впечатляюще: сложные механизмы, встроенные кристаллы-накопители, даже в эфире чувствовалась лёгкая вибрация магической энергии, идущая от этого непонятного прибора.
— И он… рабочий? — осторожно спросил я, не желая показать, что я совершенно не в теме.
— Рабочий? — Акулина прыгнула вперед, размахивая руками. — Он не просто рабочий! Мы уже провели пару тестов на твоём мертвом дедуле, и…
— Акулина! — Глаша резко перебила её. — Мы же договорились — никаких поспешных выводов! Всё-таки организм немёртвого существенно отличается от организма живого ведьмака.
Девушка надула губы и слегка сникла, умерив пыл:
— Ну, ладно… Но результаты-то были потрясающие!
Я с улыбкой покачал головой, никогда бы не подумал, что Акулина когда-нибудь пойдет по стопам Глафиры Митрофановны и разделит увлеченность матери наукой. Пусть, на данный момент и магической… А ведь у Акулины имеется задел, неожиданно вспомнил я. И из неё вполне может получиться ведьма, только стоит найти того, кто сможет передать ей дар… Или использовать машину профессора Трефилова…