— Покажите, что у вас получилось? –попросил я — моё любопытство тоже зашкаливало. — И вообще, как вы поняли, что что-то получилось?
Глаша немного поколебалась, но затем решительно кивнула:
— Хорошо, смотри!
Она провела рукой над преобразователем, прикоснулась поочередно к нескольким светящимся кристаллам, и аппарат ожил — лёгкое гудение, вспыхнувшие символы сложных формул… А потом — яркая вспышка, на секунду меня ослепившая.
— Ой! Прости, Ром! — запоздало извинилась Глаша. — Это… эээ… побочный эффект! Мы пытались синтезировать эликсир для повышения магической проводимости меридианов…
— И?
Вот тут мне действительно стало весьма интересно, ведь мои энергетические каналы до сих пор находились в плачевном состоянии. И эликсир с подобным свойством, был необходим как воздух. И Глаша это тоже знала. Какая же она у меня всё-таки…
— Но преобразователь выдал «это», — закончила Глаша, нервно кусая губу.
— Подожди… — я медленно моргнул, в глазах еще плавали зеленоватые пятна от вспышки. — А «это» — это что?
Глаша потянулась к стеклянной колбе, стоявшей на выходном патрубке аппарата. Внутри переливалась густая жидкость цвета расплавленного золота, но с явным изумрудным отливом. Какая-то странная, живая рябь пробегала по её поверхности, как будто жидкость «дышала». И еще внутри я заметил какую-то красную «взвесь».
— Видишь эти красные «спирали», Ром? — Глаша поднесла колбу к свету, позволяя рассмотреть крошечные «пылинки» и составляющие эту «взвесь». — Они образуются только при идеальном балансе магических элементов. По теории Пифагора, такой узор — признак…
— Активированного философского камня, — неожиданно закончила за нее Акулина, возбужденно сверкая глазами. — Мам, да ладно тебе тянуть и нагнетать! Роме тоже интересно!
— Философского… — Я осторожно принял колбу из рук Глаши, повертел «пробирку» перед глазами, завороженный мерцающими переливами. Жидкость странно вибрировала в ладонях, словно пыталась сказать что-то на языке, который я не до конца понимал. — Вы это сейчас серьёзно?
— Еще бы! — обрадовано продолжила девушка.
— Это и Вольга Богдангович подтвердил! — добавила Глафира Митрофановна. — Кстати, как он сам признался, за всё время экспериментов ему никогда не удавалось получить настолько чистый и стабильный концентрат!
Внезапно стекло под моими пальцами стало чудовищно ледяным и даже обожгло холодом подушечки пальцев Я не успел выпустить колбу из рук, как она в одно мгновение рассыпалась в сверкающую пыль. Но золотисто-зелёная субстанция с ярко-красными прожилками не пролилась. Она собралась в шар, зависший на уровне моей груди…
По испуганным выражениям лиц своих девчонок, я понял, что в эксперименте что-то пошло не так, как планировалось.
— Что-то не так? — озвучил я свои мысли.
— Странная реакция на твою энергетику, — не теряя самообладания, ответила Глафира Митрофановна. — С твоим дедом такого не происходило. Но он — живой мертвец.
— Глаша, Акулина — медленно отходите подальше! — распорядился я. — Черт его знает, как поведет себя «это»… И ищите за чем укрыться! — После моих слов золотистый шарик резко приблизился и мягко толкнул меня в солнечное сплетение.
— Роман! — Глаша бросилась ко мне, но было поздно — эликсир философского камня просочился «внутрь», оставив после себя лишь лёгкое, но приятное жжение.
Я замер, ожидая боли, взрыва, чего угодно… Но вместо этого по телу разлилась странная «лёгкость». Возникшие ощущения напоминали легкое опьянение и тепло после приема порции хорошего выдержанного коньяка.
— Охренеть… — прошептал я, глядя на ладони, кожа которых начала источать золотистые искры. А после этого пришло и понимание процесса, происходящего внутри моего астрального тела. — Девчонки, знаете, что вы только что сделали?
— Усилили твою связь с эфиром? — предположила Акулина, сияя как начищенный пятак. — Вольга Богданович высказывал предположения на этот счет — твой источник должен сейчас перерабатывать магическую энергию в два раза быстрее!
— Если не в три-четыре… — изумленно произнёс я, чувствуя, как стремительно заполняется резерв.
Глаша впилась в меня тревожным взглядом:
— Ты чувствуешь себя… нормально?
Я медленно развёл ладони — и между ними вспыхнула крошечная молния. Меридианы укрепились, стали толще и разветвлённее, перекачивая сквозь себя куда большее количество магии.
— Даже лучше, чем нормально! — довольно рассмеялся я, эффект от принятия «философского камня» действительно немного пьянил. — Девчонки мои, вы — настоящие гении!
Акулина тут же запрыгала от радости на одной ножке, словно маленькая девочка, получившая в подарок то, о чём всегда мечтала:
— Мам, ты слышишь? Мы — гении!
Глаша прикрыла глаза и покачала головой:
— Не всё так просто, доча… Боюсь, с этим «эликсиром» нам еще придётся основательно поработать…
— А что не так? — спросил я. И ответ неожиданно пришёл, но не так как я ожидал, а взрывом чудовищной боли в моей груди. — Ох, ёп… — Я рухнул на колени, скрипя зубами и сжимая кулаки. Золотистые искры под кожей сменились вкраплениями глубокого «ночного» мрака, а Глаша испуганно вскрикнула:
— Рома! Что происходит⁈
Она бросилась ко мне, но я жестом её остановил. Мой голос звучал хрипло, когда я выдавил:
— Не подходи… Это… внутри меня… какая-то реакция…
Каждая клетка моего тела будто разрывалась на части. Философский камень — он не просто усиливал проводимость магии. Он её «перестраивал». Мой тёмный дар ведьмака, проявившийся визуально вот этими черными прожилками на коже, что разбежались по всему моему телу, бунтовал против такого грубого «надругательства» над собой. Естественно, что без боли тут не обошлось. Да еще такой ослепительной!
Акулина застыла в ужасе, прижав ладони к щекам, а Глаша уже лихорадочно рылась на полках, швыряя склянки направо и налево.
— Мам, что ты ищешь⁈ — Перепугано пискнула девушка, не зная, чем помочь ни мне, ни матери.
— Антагонист[1]! — Голос Глафиры Митрофановны дрожал — она не на шутку за меня испугалась. — Тот, который мы создали для мертвого деда, если что-то пойдёт не так…
Чёрные прожилки расползались по моим рукам, как ядовитые корни. Я сквозь зубы застонал, чувствуя, как талант ведьмака словно выворачивается наизнанку. Лабораторный стол вздрогнул от удара моего кулака — я пытался хоть как-то отвлечься от боли.
— Рома! Держись! — Глаша наконец нашла пузырёк с мутной зеленоватой жидкостью. Её пальцы дрожали, когда она сорвала пробку. — Это должно…
Но закончить фразу ей не удалось, потому что мой истошный крик её заглушил. Я попытался кивнуть, но тело не слушалось. Чернота уже добралась до шеи, и ползла по лицу. И каждый дюйм её продвижения — будто раскалённая игла дрейфовала под моей кожей.
Акулина в ужасе прижалась к стене:
— Мама… Он… Он же не умрёт⁈
— Нет! Я не позволю! — Глаша кинулась ко мне с пузырьком «антидота» наперевес.
Однако именно в этот момент меня скрутило судорогой, и я, падая, неловким движением выбил лекарство из рук Глафира Митрофановны. Стекло разбилось об каменный пол с хрустальным звоном всех разбитых надежд на спасение. А Глаша упала передо мной на колени и прикоснулась к моему почерневшему лицу ледяными от ужаса ладонями.
[1] Лекарственный антагонизм означает, что лекарство прекращает действие или эффект другого вещества, предотвращая биологический ответ. Прекращение действия осуществляется четырьмя основными механизмами, а именно химическим, фармакокинетическим, рецепторным и физиологическим антагонизмом.
Глава 19
Я видел её глаза — широко раскрытые, влажные, полные чистейшего отчаяния. В них отражалось моё искажённое болью лицо, покрытое паутиной чёрных прожилок.
«Интересно, — мелькнула в голове безумная мысль, как обычно происходило со мной в подобных случаях, — если я умру сейчас, останусь ли в её памяти таким — изуродованным до неузнаваемости монстром?»