* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ . ВАСИЛЬЕВСКИЙ ОСТРОВ. 18 (29) января 1742 года.
Как всегда в таких случаях, весть о предстоящей казни разнеслась по столице со скоростью лесного пожара в сухую ветреную погоду. Толпы начали стекаться на площадь задолго до самого действа. Ходили слухи, что даже сама Государыня решила лично присутствовать на колесовании своих врагов. В этом вопросе (как всегда под страхом смертной казни и принудительной прогулки в Тайную канцелярию) мнения разделились. Одни говорили, что этого быть никак не может. Другие же ссылались на то, что она дочь Петра Великого и в неё его кровь. Рубить головы и руки с ногами, она, конечно, не будет, но лично поприсутствовать вполне может пожелать.
Под страхом ещё более лютой казни обсуждали и грехи приговорённых. Нет, собственно сама смертная казнь никого не удивила. Времена обычные. Времена суровые. Сама нынешняя Императрица Елисавета Петровна (Спаси Господи и Сохрани благословенную Помазанницу Твою!) могла при других раскладах оказаться в монастыре, в ссылке или, даже, на плахе. И многие были уверены ещё совсем недавно, что и именно так всё и закончится. Да, о перевороте знала почти каждая бродячая собака, но мало кто верил, что у Цесаревны Елисаветы хватит духу, а за ней вообще кто-то пойдёт против избранного Богом Императора Иоанна Третьего.
О судьбе малолетнего Государя шепталась вся столица и не только она. По крайней мере в тех частях, до куда уже доскакали гонцы или доехали сани. Зима. Реки в эту пору — это просто гладкие дороги. Никаких лодок или судов. До дальних пределов России новость о новой Императрице может идти чуть ли не год. И новость о любом сообщении оттуда будет в столицу добираться ещё столько же.
А пока — Санкт-Петербург. Васильевский остров. Площадь перед зданием Двенадцати Коллегий.
Эшафот.
Толпа.
Каре солдат.
Барабанная дробь.
Толпа замерла.
Кто-то шепнул:
— Государыня не приехала…
На шепнувшего шикнули сразу несколько человек, обеспокоенно поглядывая друг на друга. А вдруг из Тайной канцелярии? Или просто донесёт? Одно успокаивало — правило: «Доносчику первый кнут» по факту никто и не отменял. Могли спросить за ложный донос. Точно так же. На дыбе родимой.
* * *
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ . ДВОРЦОВАЯ НАБЕРЕЖНАЯ. 18 (29) января 1742 года.
Холодно и сыро. Ветер с Невы и с далёкого залива. Иван Анучин стоял в оцеплении между Зимним и Адмиралтейством. Зачем стоял? А затем, что приказали и поставили. Цепь их оцепления была довольно жидкой, большая часть Лейб-Компанейцев несла стражу внутри дворца или просто там грелась, в ожидании своей смены, ведь стоящих на морозе меняли каждые три четверти часа.
О том, что их выставят на караул вокруг дворца разговоры в их казарме ходили с самого вечера. Конечно, под угрозой смертной казни, как и всё, что связано с Двором, всем, что вокруг него, и самой Государыней. Оскорбление Величества — один из самых страшных законов. Кара и проклятие на поколения вперёд. Поэтому все болтали «по большому секрету».
Да и были перед глазами примеры, как опала сменялась милостью и наоборот. Казнимые сегодня на площади перед Двенадцатью коллегиями тоже были всесильными, пока сам Анчин и его товарищи не вознесли Государыню Елисавету Петровну на Престол Всероссийский.
О том, зачем их ставят вокруг Зимнего, мнения в казарме были разные. Чтоб враги Матушки убоялись. Чтоб разгорячённая казнью толпа не слишком стремилась выразить верноподданнические чувства. Были даже разговоры, что некие пособники казнимых злодеев попробуют отбить приговорённых, а потом пойти прямо на Зимний дворец. Другой сказ был о том, что сначала попробуют свергнуть Государыню, а уж потом идти отбивать Миниха, Остермана и прочих. Были и мнения, что во дворце, или в Адмиралтействе, или в Петропавловской крепости, или ещё где, прячут Ивана Третьего. И заговорщики хотят вернуть ему трон.
Так это или нет, конечно, никто не знал. По крайней мере из тех, кто стоял в оцеплении вокруг Зимнего дворца и Адмиралтейства. Петропавловскую крепость тоже усилили, но там ещё и пушки, а тут просто они стоят.
Холодно и ветер. Скоро ли смена?
* * *
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ . ДВОРЦОВАЯ НАБЕРЕЖНАЯ. 18 (29) января 1742 года.
Императрица смотрела в окно на Васильевский остров. Смотрела на лёд Невы. Как ей и положено в сие время года, река радовала город. Пусть нет судоходства, но замёрзшая Нева и каналы Санкт-Петербурга стали отличными мостами между частями столицы. Сани, гружённые чем угодно, сновали туда-сюда по ледяной глади. Конечно, река не была ровной, были и торосы, и наледи на пристанях, и обледеневшие суда, и лодки. Были и трещины, и полыньи. В темноте совершенно не стоило ходить по реке. Но, днем, с рассвета и до глубоких сумерек, река жила суетой, гомоном, запахом рыбы, товаров, тухлятины, дров, навоза, в общем, всего.
Временный деревянный мост от Дворцовой набережной до Васильевского острова, опирающийся на большие лодки, возводили с началом каждого сезона, в конце же сезона мост разбирали, или внезапно проснувшаяся ото спячки Зимы река вдруг ломала ледоходом всё, что понастроили люди, и потом снова, после окончания ледохода, возобновлялась переправа лодками и прочими судами, ходили по Неве военные корабли, радуя монарха.
Пока Елисавету не радовало ничего. Вестей от Корфа нет. Дела в Финляндии непростые. Ласси не спешит с известиями. Когда возобновится война? Войска ушли на зимние квартиры. Но, воюют и зимой. Весной начнётся распутица. Армии и лошади будут тонуть в грязи.
Сколько у неё времени?
Может месяц. А может четыре. Пути Господни неисповедимы.
Интересно, что сказал или посоветовал бы Миних? Но, у него уже не спросишь.
* * *
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ . ВАСИЛЬЕВСКИЙ ОСТРОВ. ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ДВЕННАДЦАТЬЮ КОЛЛЕГИЯМИ. 18 (29) января 1742 года.
Барабанная дробь.
Появилась вереница закрытых чёрных возков в сопровождении всадников.
Приговорённые.
Толпа зашелестела:
— Всё-таки казнят.
— Типун тебе на язык. Языки вырвут и всё.
— Колесуют, верно говорю. Я слышал от знающих людей.
— Господи, не говори ерунды.
— Сам — дурак.
— Да я тебя щас…
— Православные, рты закройте, не мешайте смотреть…
А смотреть было на что. Казнимых выводили из кибиток и, в сопровождении охраны, двигали в сторону эшафота. Там уже все требуемые лица. И Обер-прокурор, и священник, и протоколист. И, собственно, палач.
Ну, и сама плаха. Есть куда голову приложить. Или