Этот человек гораздо умнее, чем она думала. И явно умеет видеть людей насквозь. И манипулировать ими.
Нет, рисковать нельзя. Она не сможет убедительно притвориться, что не нашла этот альбом с рисунками.
Попробовать выскользнуть через заднюю дверь, а когда он войдет в дом, стрелой промчаться мимо передней, сесть в машину Агаты и уехать.
Агата смотрит прямо на Луку.
– Значит, говоришь, ты больше не чокнутая?
Лука хмурится.
– А вот сейчас мне нужно, чтобы ты повела себя именно как чокнутая на всю голову.
Коппе, 1998 год
Возвращаясь с утренней прогулки с собаками, Кайя надеется застать Миику в оленьем загоне. Он действительно там, кормит своих любимых животных, разбрасывает лишайник, проверяет их мех.
Она будет скучать по этим животным. Но они больше ничего для нее не значат. Пусть составляют компанию Миике. Ее глупый муж и его глупые олени. А собак он, скорее всего, поубивает. Не станет с ними возиться, если рядом не будет Кайи, которая бы их кормила и присматривала за ними.
Кайя машет мужу рукой, но он не откликается. Она не удивлена.
Следует вести себя естественно еще всего несколько часов. Из дома нужно взять немного. Какую-то одежду на первое время, альбом для рисования. Все остальное можно оставить. Отправившись «на работу» сегодня вечером, она воспользуется своим шансом.
Денег у нее хватит прожить пару месяцев в Хельсинки. Можно, приехав, сразу же устроиться на работу и работать, пока ребенок не родится. Потом, со временем, она поднакопит денег, да и пособие от государства получит, и какое-то время будет управляться одна. А как только сможет, отдаст ребенка в ясли и снова пойдет работать, и примется просто устраивать свою жизнь. Другие женщины делают это постоянно. Кайя уже доказала себе, что способна пережить самые тяжелые ситуации. А уж эту, без мужчин, будет проще простого.
Может быть, со временем она даже уедет из Финляндии. Ей всегда было интересно, каково это – жить, например, у Средиземного моря.
Кайя улыбается и входит в дом.
Начинает готовить еду на кухне. Любимый ужин Миики. Боже упаси навести его даже на подозрение, что сегодня ее здесь уже не будет.
Хоть бы он подавился ужином.
Как же быстро счастливые мысли, что у них еще может быть совместное будущее, сменились полным равнодушием к нему. Ударив, он лишил ее последней надежды. Уже ясно, как все пойдет дальше. Пусть он и попросил прощения, но чем сильнее она станет округляться, тем будет хуже. Его любовь к ней условна. И совершенно не распространяется на воспитание чужого ребенка. Миика заставит ее выбирать или сделает выбор за нее. Но теперь Кайя покончила с мужчинами, делающими выбор якобы в ее интересах.
К черту и Миику.
Каждые несколько минут она проскальзывает наверх и кладет еще что-то в сумку, которую спрятала под кроватью.
За пару часов до того, как уйти на работу, она звонит родителям. Ответа нет.
Кайя начинает нервничать.
Ей просто хочется услышать голос матери. Ведь позвонить еще раз она сможет лишь через несколько дней, вот и опасается, как бы они не подумали, будто она, например, попала в аварию.
Кайе не хочется, чтобы мать с отцом беспокоились о ней, когда еще она наберется смелости позвонить им из Хельсинки и рассказать, почему уехала.
Миика входит и видит ее с телефоном, когда она набирает номер во второй раз.
– Маме звоню, – объясняет Кайя.
Он хмыкает и идет на кухню.
Звонок опять уходит в никуда, и Кайя с комом в горле кладет трубку.
Можно попытаться позвонить им уже с дороги. Если нет, просто придется смириться и пару дней не давать о себе знать. Может, мать и догадается, что произошло. Она ведь и сама ждала, когда дочка сбежит.
Кайя проскальзывает наверх, идет в ванную и смывает воду в унитазе, затем возвращается в спальню и открывает шкаф.
Ее рабочая одежда уже разложена на кровати. Кайе сейчас нужен только альбом для рисования. Она спрятала его в задней части шкафа, за туфлями. Миику альбом никогда не интересовал, а вот для нее стал вроде дневника, и она не хотела, чтобы муж случайно на него наткнулся. Поэтому он либо у нее с собой, либо хорошо спрятан.
Кайя тянется к альбому, но пальцы находят пустоту.
– Знаешь, а я видел вас.
Она не слышала, как Миика подошел.
Голова у Кайи кружится. Она встает с колен и поворачивается лицом к мужу.
Он держит альбом в руке.
– Когда намедни проезжал мимо гаража. Видел его машину и твою, они были припаркованы неподалеку, а вы двое пытались спрятаться на передних сиденьях, точно подростки. Это там он тебя трахал? Прямо в твоей машине? И даже не раскошелился хоть на плохонький номерок в каком-нибудь отеле, что тут понастроили?
– Миика…
– Полагаю, и к себе домой он не мог тебя приводить. Там ведь жена. Разве только вы не улучали время, когда она навещала больную мать. У той ведь рак, верно? И вы занимались сексом в их постели, пока его жена сидела у кровати умирающей матери, так, Кайя?
Он открывает ее альбом, а Кайя стоит, вся дрожа от стыда, волнами пробегающего по ней.
Чтобы ей вот так в лицо швыряли злые слова, словно она какая-то легкомысленная… шлюха.
Кайя в ужасе. Она вдруг чувствует себя очень-очень маленькой.
Муж стоит в дверях. Если кинуться бежать, он наверняка преградит ей путь.
– Или ты трахалась с ним в моей постели, Кайя? Это, случайно, не наши простыни?
Миика поворачивает альбом и показывает ей страницу, на которой Кайя нарисовала своего любовника.
– Ты действительно решила, что я буду вместе с тобой воспитывать его ребенка? Или позволю тебе сбежать и выставить меня на посмешище? Да еще на машине, за которую я заплатил? Думаешь, я не догадался, зачем тебе эта сумка? Шлюха! Ты грязная, лживая шлюха!
Щеки Кайи вспыхивают. Что-то проносится сквозь нее, шквал эмоций смывает все смущение, извинения и смирение.
Она вдруг смотрит на Миику и видит его таким, какой он есть.
– Да как ты смеешь, черт возьми? – вдруг заявляет она. – Уж помолчал бы. Ты притащил меня сюда. Думаешь, я такой жизни хотела? Быть женушкой чертова оленевода в глуши? Готовить тебе еду, убираться в доме и лежать на спине, пока ты хрюкаешь надо мной по две гребаные минуты