Сейчас же они куда больше потрясены и удручены смертью Патрика.
Правду о Патрике Агата им не рассказала. Пока. Это тоже, наверное, придет потом.
Но сейчас говорить об этом она не в силах. Слишком мучительно ощущение предательства.
Это больнее, чем смерть родителей.
И все же ей хочется оправдать Патрика. И совсем не хочется, чтобы люди знали о его проступке.
Йонас положил руку ей на плечо, когда она показала ему альбом Кайи.
– Патрик пытался загладить свою вину, помогая тебе, – заметил он. Да, правда, но и Агата, и Йонас знают, что это ничего не меняет. Ведь эгоизм Патрика стал причиной стольких бед. И тот же эгоизм помешал ему честно взглянуть в глаза последствиям.
Агата хотела спасти его. Заставить жить, чтобы он мог искупить свою вину.
А еще она скучает по нему. И ничего не может с собой поделать.
Как же все сложно. Агата не уверена, что когда-нибудь смирится со всем этим.
Алекс над чем-то смеется, затем встает, разминая затекшие колени, и подходит к Агате.
Берет бутылку пива и чокается с ней.
Завтра он улетает домой.
Агата не знает, увидятся ли они еще. Вроде бы надеется, что так и будет, но не чувствует, что Алекс хочет вернуться сюда, несмотря на все заверения, что теперь вполне проникся лапландским безумием.
У нее пищит телефон, и она берет трубку. Это Яник, который по собственной инициативе работает сверхурочно, прислал сообщение, подтверждающее то, что Агата и так уже подозревала.
– Бывший жених Мэри Розенберг, – поясняет она Алексу. – По-видимому, за последние пару лет еще одна бывшая девушка подала на него заявление, обвиняя, что он стремился тотально ее контролировать, пока они были в отношениях, и продолжал преследовать уже после того, как они расстались. Храни Господь бедняжку, на которой он женится.
– Значит, ты считаешь, Мэри собиралась просто сбежать от него? – спрашивает Алекс. – Как только поняла, что беременна?
– Надеюсь, – говорит Агата.
– Так, может, она и живет себе где-то в безопасности, – задумчиво произносит Алекс.
Агата кивает. Дай-то бог, чтоб это было так.
Вчера арестовали Ласси. При обыске у него в особняке было обнаружено несколько вещей Вики из ее домика. Остальное он, должно быть, скинул в озеро, но этого они никогда не узнают, потому что он ни в чем не признался. И вообще, похоже, был уверен, будто избавился от всех вещей Вики, если судить по его потрясенному лицу. А еще весьма похоже, что вещи эти остались в доме не без участия жены, если верить ее взгляду.
Нет ничего страшнее мести женщины, которой пренебрегли, а уж пренебрежения жена Ласси наелась досыта.
На его банковских счетах также нашлось немало интересного.
Например, солидный перевод от канадской горнодобывающей компании – аванс за землю, принадлежащую Ласси, остальное же должно было поступить после того, как он получит разрешение на изменение зонирования.
Фигурировали там и суммы поменьше, которые он регулярно снимал и, как полагает Агата, отдавал Вики Эванс, оплачивая ее молчание.
Теперь Алекс знает всю правду о Вики. Как видела Агата, это его расстроило, но сестру он не осуждал. Вики чуть не потеряла работу только потому, что не захотела ложиться в постель с боссом. Ни Алекс, ни Агата не могут порицать ее за то, что она решила немного подоить ушлепка. Он получил лишь то, что заслужил.
Ниам сидит в камере предварительного заключения в ожидании первого судебного заседания. Родственники добиваются ее экстрадиции. Агата не уверена, что девушка сказала всю правду. Ласси, без всяких сомнений, манипулировал ею, но, по мнению Агаты, слишком уж она строит из себя жертву. Агата чувствует, что за слезами и внешним раскаянием Ниам на самом деле просто жалеет себя и по-прежнему злится на Вики, что та ее во все это втянула.
Тот факт, что она сохранила браслет… Агату это беспокоит. Он действительно лежал в домике Вики? Или Ниам тем трагическим утром сняла его с запястья подруги?
Они могут никогда не узнать.
– Во сколько у тебя завтра самолет? – спрашивает Агата.
– В полдень, – отвечает Алекс.
Они наблюдают за детьми.
– Как там твои родители, оправились? Теперь, когда узнали, что произошло.
Алекс пожимает плечами.
– Да, насколько это возможно. Мама оказалась сильнее, чем даже сама полагала. Папа… Знаешь, такое чувство, что прежний огонь, который в последнее время и без того еле теплился, теперь угас окончательно. Раньше меня бесила его задиристость. Хотел бы я, чтобы хоть искорка того огня сверкнула в нем сейчас.
– Со временем станет легче, – философски замечает Агата. – Не лучше, а легче.
– Просто в голове никак не укладывается, – с горечью рассуждает Алекс, – что она погибла в дурацкой драке из-за чего-то, в чем даже не была виновата. Будь дело в Ласси, Миике или даже в том янки Брайсе, это имело бы смысл. Но Гарри ей был совсем не интересен. И сам это знал.
Тут Алекс поворачивается и смотрит на Агату.
– Знаешь, а я не спал с Ниам, – говорит он вдруг. – В то утро, когда ты пришла. Она подкатывала, но я отказался. Мы долго разговаривали, напились, и потом помню только, что я проснулся, а она все еще не ушла, одетая в одну из моих футболок. Сейчас я припоминаю, было в ее поведении и словах что-то такое… не совсем здоровое. Тогда я многое приписывал ее горю, но теперь-то понимаю.
Агата не отвечает, хотя втайне рада.
– Отец сказал, что любит меня, – сообщает вдруг Алекс с удивлением в голосе.
– А почему нет? – недоумевает Агата.
– Не знаю. Просто это… было так классно. Очень бы хотелось, чтоб так было и впредь.
– То, что ты возвращаешься на работу в Лондон, еще не значит…
– Я не возвращаюсь, – говорит Алекс.
– Не возвращаешься куда?
– К себе в компанию. Не могу больше этим заниматься. Это меня убивает. Сколько бы ни платили, этого мало. Правда, я почти уверен, что, уйдя, через полгода пожалею, но, черт возьми, когда еще и менять сферу деятельности, если не после таких событий?
– Ну, ты молодец, – улыбается Агата. – Уже представляешь, чем займешься?
– Еще нет. Как думаешь, в профессиональные конькобежцы податься не поздно?
– Никогда ни для чего не бывает