— Проснулся, лежебока? Приходи в себя, а то мне… Это. Пора в командировку. Получила приказ исследовать букет на Калик и их дружка Бессмертного, — почти пропела вервольфша и продолжила что-то помешивать в медном котелке.
— Калимера. А ты уже не мстительная Тисифона? — пожелал я доброго утра и засомневался, что Воллемия будучи эринией смогла дотащить меня с берега Гадеса в городок, который она назвала Полисом, ведь расстояние было приличным.
Даже если по прямой и налегке, не менее четырёх-пяти километров, а тут гружёной живым человеком, ещё и в гору.
— Ты же просил такой облик. Домомучительницей обзывал, — невесело вздохнула стряпуха, и я вдруг осознал, что понятия не имел, с кем разговаривал и у кого пребывал в гостях.
Самое странное в этом открытии было то, что я нисколечко не испугался. Будто не впервой просыпался в незнакомой избушке со средневековым бытом и такими же ароматами, с мамзелью неизвестной породы и природы, которая из кожи вон лезла чтобы казаться благородной Воллемией. Даже что-то про командировку в букет галактик лепетала, а ещё о Каликах и дядьке Угоднике.
— А Лика, когда вернётся? — невольно сорвалось с языка, хотя в душе пытался запугать себя невесть какими подозрениями и страшилками.
— Как ребятню свою вскормит да выпестует, да потом в добрые руки пристроит. Ещё пару-тройку минасов, не меньше. Не бойся, и тебя без благодарности не отпустит, — чересчур быстро сдалась неведомая собеседница и, продолжая готовить завтрак, начала расспросы: — Так мне больше не нужно играть земного оборотня? Фразы повторять про командировку. Про задание обследовать букет Калик на какого-то Бессмертного. Память восстановилась, или не очень?
— Не очень, — признался я хозяйке, а на душе вместо подозрений появились другие грозовые тучи. — И завтра представьтесь Ликой. Да про всё остальное… А сколько этих минасов я в вашей деревне? А то разговариваю на языке, который… Не помню или не знаю. Что-нибудь из того, как я тут оказался, не расскажите?
— Странный ты человечек. То вскакивал, верещал, когда узнавал о Лике и её щенках. Требовал объяснений, подробностей. Яблоки какие-то приплетал. Вроде, лечебные и для метатрапов, и для энергияк. А сегодня никак на новость не реагируешь. Странный ты человечек, как и все с вашего Пути, — проворчала бабуся, и я вдруг осознал, что угодил в неведомую галактику, которую абориген с русским именем Глаша называла «Неправильным Клочком Коллизии» или «Эсфальмени Тмима Сиг-Кроузи», если коверкать её почти византийское название.
— Про щенков с птенчиками мне пока рано беседовать. А про лечебные яблоки… И рад бы забыть и никогда не вспоминать, но не получается. Почему, интересно, в памяти дырка размером с вашу Тмиму? Вечерком нужно поглазеть на небо. Знаю, что должно быть чужим и… Интересным.
Когда добродушная хозяйка, наконец, закончила колдовать с завтраком и сняла с крюка пыхавший жаром котелок, я рассмотрел её довольно моложавое лицо станичницы-брюнетки без следов седины в волосах.
— Вот. Как и просил. Каша – радость наша. Еле сварила зёрна чертополоха. Если не съешь, вычту за дрова, воду и масло. Не расплатишься до пенсии, — беззлобно пригрозила стряпуха, явно не собираясь даже пробовать, заказанный постояльцем, деликатес.
Остудив кое-как похлёбку, я приступил к дегустации. То, что сварила Глаша, напоминало на вид гречку, только с зёрнышками чёрного цвета. Вкус оказался знакомым, но больше бобовым, чем зерновым. Не хватало хлеба, подливы из пережаренного лука с морковкой, помидорами, и получился бы полноценный постный обед, а не завтрак.
— Гулять по улице в вашей галактике можно? В кутузку не заберут, а то паспорта с собой не захватил, — вроде как спросил я после благодарности хозяйке за экзотический завтрак, надеясь отыскать заросли айвово-клубничных фундуков, но вовремя спохватился и сначала проверил карманы на наличие камушка с Куома и зёрнышек от Древа Познания, потом пазуху на тему крестика из палестинской серраты.
Имущество оказалось на месте, Глаша – доброй, ничего не запрещавшей, хозяйкой, поэтому через пару минут я привычно выпорхнул на улицу. Привычно-то привычно, вот только никакой улицы за дверью не оказалось, что меня нисколько не смутило.
Домишко был единственным и неповторимым творением неизвестного зодчего. И стоял он посреди бескрайней долины, поросшей редким кустарником. Рядом с домом протекал полноводный ручей, через который был переброшен мосток из пары горбатых брёвен, связанных толстенными верёвками. За мостком виднелась хорошо различимая тропа, но ни пеших путников, ни велосипедистов нигде видно не было.
Оглянувшись на домишко с высоченной черепичной крышей, вспомнил, что в своих прошлых походах уже исследовал долину вдоль и поперёк, а значит настало время изучить задворки Глашиного жилища.
«Туда я, скорее всего, тоже ходил. Там за долиной лесок, за леском холмы, за холмами – горы. Скала какая-то имеется. Точь-в-точь, как на неправильном Вертексе. А рядом… Эти… Которые прикидываются людоедами. Точно. Сегодня сбегаю к ним. Надеюсь, не съедят и в этот раз», — вспомнил я, казалось бы, страшные вещи и чуть ли не бегом ринулся к старым знакомым, о которых ничегошеньки толком не знал.
Чем ближе подходил к лагерю людоедов, тем больше вспоминал взрослых парней, наряженных в шкуры животных. А тут ещё тропка под ногами появилась, причём не обычная, а посыпанная тусклыми белёсыми камушками остроугольной формы.
«Кости. Размельчённые звериные кости», — успокаивал себя и шагал дальше, пока по бокам тропки не нарисовались настоящие скелеты человекообразных существ, высотой не менее трёх, может, четырёх метров. Скелеты были старыми, запылёнными, со следами одежды из грубой ткани, обрывками которой их привязали к высохшим сучковатым деревцам. Они тоже своими раззявленными челюстями и пустыми глазницами не остановили моего боевого похода.
Прошагав между холмами ещё с полкилометра, поймал себя на мысли, что топтаться по костяной дорожке вроде как запрещено, если конечно не несёшь какую-нибудь жертву, желательно человеческую. Но это по легенде, которую строго соблюдают окрестные туземцы. А таким шалопаям, как я, можно без жертвы и даже без разрешения.
Что-то в душе шевелилось и заставляло шагать навстречу приключениям, а вот что это было – любопытство, или кое-что другое, я и торопился… Вспомнить или узнать.
— Стой! Кто идёт? — услышал на чистейшем русском и встал, как вкопанный.
— Мастер-хохмастер. Бывший пессимистер, — доложил невидимому часовому, чей голос точно слышал не раз и не два. — Как дела у их людоедского величества? Всех аборигенов схарчил, или пару деревенек оставил на развод?
— Про руну мира не вспомнил ещё?