Во-первых, из этих «ненаглядных пособий» я точно узнал, что Воллемия из холоднокровных ящериц-рептилий, которые за миллионы лет эволюции научились не только имитировать голоса, но и принимать любые формы, внешность и размеры всевозможных живых существ.
Во-вторых, мне напомнили кое-что из недавних откровений самой рептилии. «Я родственница Хозяйки Медной горы, между прочим. По-вашему – дочь змеиного царя. Которая Малахитница или Артуть-дева. Дальняя родня великану-простофиле, который обратился в мышь, а Кот с огненными ушами его схарчил.
Кстати, Кот тоже из наших. Скажешь, всё это сказки? Вот и напрасно. Павла Петровича почитай, который Бажов. Но только в оригинале, а не ваше советское», — заявила мне Лика. А вот когда и где, я вспомнить не смог.
В-третьих, весь с головы до ног облик домомучительницы Глаши был скопирован с известной картины Клавдия Лебедева «Марфа посадница. Уничтожение новгородского веча. 1889 год», репродукцию которой с кинолентой «Иван Васильевич меняет профессию» всучили Марте вместе со снабжением, а она, оценив шуточки неведомых «кураторов», повесила её в штабе экспедиции.
Кто-то из старших по званию точно знал, как «за глаза» подчинённые называли главврача, поэтому поручил службе снабжения достать эти материальные ценности и включить их в список «Инвентарь для досуга».
Потом мелькавшие картинки и короткометражки из личного «архива» поблёкли и удалились в кладезь, а я оказался глаза-в-глаза с вернувшейся хозяйкой.
— Подозрительно пахнешь, медвежонок. Оголодал, что ли? Такой аромат бывает от лягушат, когда они по весне оттаивают и просыпаются, а комары с мухами ещё нет,— то ли пошутила Глаша, то ли так намекнула, что знает мою маленькую тайну.
— Могу кашу доесть. Её на пару дней точно хватит, — ответил я нарочито весело, но вовремя сориентировался и приступил к завуалированным расспросам: — А сама, чем сегодня разжилась? Подсвинками или косулями?
— Тьфу на тебя! Какими ещё подсвинками и косулями? Как мне потом летать на полное брюхо? Я же на службе, а не в отставке. С утра пару беззубок из ручья. В обед одну среднюю форель оттуда же. А вместо ужина вспомнила детство. Всегда так делаю, поэтому в форме, — чуть ли не похвасталась посадница, и я не упустил свой шанс.
— Так-так. Сверчками, что ли, детство вспоминала? Или червяками? Ягод с фруктами я вроде нигде не видел. У вас же весна. Или далеко-далеко можно кое-что надыбать?
— Креветками. Оборачиваюсь в номинал, только ясельного размера и ныряю в омут. Десяток декаподов, и можно всплывать. Заодно водные процедуры справляю, если ты понимаешь, о чём я.
— Номинал – это что-то вроде саламандры? Или тритона? Может, плавающего геккона? Ящерицы? — не удержался я в рамках завуалированности и выдал своё нездоровое любопытство.
— Правильно – Амбистома. Которая и с детскими жабрами, и со взрослыми лёгочными мешками. А как по земному – не знаю. Но бываю и чёрной, и зелёной, и пёстрой. Какое настроение – такая и личина.
Так запаливать очаг, или холодным перекусишь? Ты же понимаешь, что разжигаю его только для таких, как ты. Для теплокровных, — разоткровенничалась дочь змеиного царя и начала разводить огонь, чтобы разогреть кашу и заварить травяной чай постояльцу, который сам только-только начал оттаивать от ледяной, но совсем не зимней, амнезии.
* * *
«Как бы проверить, я уже нормальный и для всех видимый?» — приснилось мне подобие кошмара, что снова стал прозрачным призраком, стоявшим на Змеином обрыве, а вокруг вместо зайцев и тушканчиков чуть ли не роились ящерицы, гекконы, саламандры, вперемешку с медянками, ужами и прочими гадюками, которым не знал названий. Точнее, знал, но во сне не помнил. Причём, это обстоятельство нисколько не расстраивало и не пугало, а наоборот подзадоривало, искрило беспричинной радостью, что вот-вот очнусь или проснусь и с новыми силами возьмусь за что-то новое и увлекательное. Что-то ответственное, но приятное. Что-то необычное и даже фантастическое, но в то же время смешное.
«Как вчера, например, с Истомой. Вот зверюга-подруга. Вот глашатая, так глашатая. А кричит-то не сказать, что громко, да ещё и по-птичьему. У нас мультяшные злодеи с такими голосами, а здесь народец страсть как их боится и готов на всё, лишь бы скорее замолкли», — нежился я под одеялом и не торопился «просыпаться», чтобы успеть вспомнить весь предыдущий день, а особенно насыщенную приключениями ночь.
После ужина допёк Глашу расспросами и всякими «почему», «объясни», «покажи». Нет-нет, оборачиваться в аксолотлей я не просил, а вот растолковать, как может здоровенная тётка сначала трансформироваться в пескаря, чтобы наесться мотыля, к примеру, а потом вымахать в трёхметровую Мегеру-Горгону и улететь в чорио, по-нашему хутор или заимка дворов на пять, не больше. А в этом хуторе навести переполох с вымоганием захворавшего человечка, чтобы его немедленно завернули в саван и в качестве людоедской закуски выкинули на улицу.
Сперва она отнекивалась и ссылалась на магию, но меня-то не проведёшь. Начал перечислять ей всякие возможные способы одурачиванья органолептических чувств «зрителей», которые знал. Упомянул о содействии мира, о помощи энергияк, которые у нас энергетические крафты. Заполировал намёками на Эсхатос-Протос, и сразу узнал, что в этой галактике они называются «Вездесущими».
«Те, Кто всё заканчивает, и Те, Кто всё начинает», — торжественно выговорила Истома, а мне сразу же почудился запах инопланетных цветов и тёплое дыхание мира, который наверняка нас подслушивал, поэтому «заглянул» на огонёк в Глашину лачугу.
После «мирного» намёка Малахитница сменила тактику и запела арию учителя природоведения начальной школы. Потом плавно перешла на зоологию для шестого-седьмого класса. А когда добралась до «одноклеточных гигантов» Слизевиков и их подружек Валоний пузатых, неожиданно изменилась в лице и перестала морочить мою любознательную головушку.
«Синагермос киндинос», — прорычала она каким-то «не своим» голосом, а я, увлекшись зоологией, напрочь забыл о родине унциала и поправил домомучительницу, как какой-нибудь въедливый отличник. «Вы имеете ввиду Сирингаммину хрупчайшую из класса ксенофиофор?» — брякнул на полном серьёзе и тут же зарылся в невесть откуда взявшиеся в голове знания о «носящих чужие тела» и их огромных сгустках цитоплазмы.
«Террор сигнум. Теперь понятнее? Значит так, квартирант-пересмешник. У меня срочный вызов в одну из подопечных станиц. Датчик контроля то ли сломался, то ли из-за чего-то барахлит, то ли на самом