Потом пришла Алёнкина старшая сестра, Катя, включила магнитофон и светомузыку. Девчонки стали танцевать. Катя, подняв вверх плюшевого медвежонка, объявила, что вручит этот приз за лучшее исполнение быстрого танца. Витька отчаялся на «брейк» и вышел в круг танцующих девчонок. Медвежонок достался ему. Он хотел отдать его Алёнке, но та запротестовала: мол, так нечестно, выиграл – бери!
Затем Катя раздала им бенгальские свечи и объявила медленный танец. Те, кто становились в пару, имели право их зажечь. Витька пригласил Алёнку. Девчонки снова зашептались, поглядывая на них, а Алёнка смело положила ему руку на плечо. Искорки бенгальских свечей отражались в ее глазах. У Витьки от волнения по вискам потекли ручейки пота. Руки тоже взмокли, хоть дуй на них. Только какое там! Он даже дышать боялся.
На другой день, стоило ему только переступить порог класса, как парни загоготали:
– Эй, жених! Говорят, ты вчера один среди девок на дне рождения был! – И, пальцами показывая на Русю с Колькой, снова заржали: – В обнимку с Алёнкой танцевал?
Руся, прижав к себе Петушка, разыгрывал спектакль. Страстно лобызал Кольку в конопатые щеки, приговаривая:
– Милая моя! Я без тебя жить не могу!
Ребята держались за животы от смеха. Витька тоже было попробовал добродушно усмехнуться, но тут Петушок, видно науськанный Русей, подошел и плюнул ему в лицо. Витька оторопел, а потом наотмашь смазал ему по сопливому носу. Завязалась драка.
Тут в класс заглянула завуч – она дежурила по школе в этот день. Заморыш Петушок был по всем параметрам меньше Витьки. Не разобравшись, в чем дело, завуч схватила Витьку за шиворот, оттащила от Петушка. Тот, пользуясь моментом, снова плюнул. Стерпеть такого унижения Витька, конечно, не мог и двинул Кольку ногой. Завуч заверещала, обозвав его садистом и доморощенным фашистом, а потом записала в Витькином дневнике: «Бил товарища ногами!» – да еще пообещала снизить ему оценку по поведению за четверть.
Внутри у Витьки все кипело: «товарища»! Пол-урока он никак не мог успокоиться, со злостью поглядывая на Кольку. Тот, злорадствуя, кривил ему рожи. Алёнка кончиком пальца чуть коснулась под партой его руки. И от этого ее нежного прикосновения буря в Витькиной душе стала утихать.
Контры с Русей из-за Алёнки продолжались и в четвертом классе. Однажды после уроков Витьку снова окружили мальчишки. Руся, с коварной усмешкой поглядывая на него, спросил:
– Ну что, Витька, считаешь себя шибко храбрым?
Витька ничего не ответил, ждал.
И Руся продолжал:
– А мог бы на кладбище ночью сходить? – И заговорщицки подмигнул Петушку. – Или слабó?
– Да легко! – сорвалось с языка у Витьки, хоть понимал, что это вызов. Но слово не воробей…
– Вот и ладненько! Ловим на слове. – Карие глаза Руси сузились и зажглись каким-то недобрым огнем. – Сегодня в два ночи ждем в часовне на кладбище. Придешь – крикни: «Я здесь!» Мы выйдем.
Витька пренебрежительно повел плечом: дескать, так и быть!
Кладбище находилось на другом краю их городка. Пешком добраться до него не проблема. Единственное, что тревожило Витьку, – не проспать бы. Будильник заводить нельзя: родители всполошатся. Самое надежное – вообще не спать.
До полуночи он пролежал с открытыми глазами. Потом тихонько встал, оделся и вышел на улицу. Город спал. Было так тихо и пустынно, что шаги его, гулкие, одинокие, были, наверное, слышны за километр. В голове вертелось: «Хоть бы собака какая пробежала, что ли»
Вот и поворот на кладбище. Дорога была занесена пушистым снегом. Никаких следов – сплошная пышная пелена. Мелькнула догадка: «Пацаны, скорее всего, сейчас похрапывают во сне и в ус не дуют, что он, съежившись от страха, пробирается между могилами к полуразвалившейся часовне. – И тут же подбодрил себя: – Ну и черт с ними! Все равно крикну! Не трус же, в конце-то концов!»
Снег был рыхлый, и ноги то и дело проваливались в него почти по колено. Идти становилось все труднее. Вокруг ни души, только ветер шевелил темные кроны сосен. Внутри деревянных оградок стояли угрюмые кресты. Внутри железных – мраморные памятники. Были и свежие могилы, без оградок, с припорошенными снегом венками. Печальная луна бросала тусклый свет на железные таблички с надписями и фотографиями. Витьке казалось, что лица умерших провожают его внимательными взглядами. И от этого пристального и жуткого внимания по спине пробежали мурашки.
Впереди блеснули стекла старой часовни.
«Никак там свет?! – И тут же успокоил сам себя: – Да что я паникую? Это стекла отражают луну. Надо думать о чем-нибудь веселом».
Только какое там!.. В воображении одна за другой вставали картины из фильма «Вий». То панночка летала в гробу по церкви, лязгая зубами, то по щеке ее катилась кровавая слеза…
Витька остановился. Это безмолвие надо было нарушить! «Сейчас крикну, сейчас…» – настраивал он себя, а горло будто кто клещами перехватил, губы пересохли. Казалось, закричи он – поднимется дикий вой, зашевелятся кресты, со всех сторон потянутся к нему руки мертвецов, чтобы схватить того, кто посмел нарушить их святой покой. И тогда заледеневшими губами стал повторять:
– «Кто вперед идет – того страх не берет!»
Повторил несколько раз – и дрожь в ногах унялась. Собрался с духом и, зажмурив глаза, крикнул изо всех сил:
– Я здесь!!!
Звонкое отчаянное эхо, отскочив от каменной стены часовни, заметалось по кладбищу. Испугавшись собственного голоса, Витька вжал голову в плечи. Напуганные его криком, загалдели, захлопали крыльями ворóны, наводя ужас и трепет. Ноги у Витьки подкосились, и он бессильно опустился в наметенный снегом сугроб.
Сколько сидел так – сказать трудно. Чувствовал, как леденеет кровь, а по спине ползет предательская струйка пота. В ушах появился странный звон. От холода стало пощипывать пальцы ног и сильно клонило в сон. Почему-то вспомнился когда-то прочитанный ему мамой рассказ о замерзшем в лесу охотнике. Тот так вот заснул в снегу…
Надо встать! Медленно поднялся и двинулся в обратный путь. Когда последняя могила осталась позади, он ускорил шаг, а потом и вовсе опрометью припустил к дому.
Наутро в школе к нему первым подскочил Петушок:
– Ну, что на кладбище-то не пришел? Сдрейфил? А мы тебя там два часа ждали… Костерок развели, чайку попили… – злорадно ухмылялся он.
– Вали отсюда, трус! – отрезал Витька, неторопливо вынимая из сумки учебники. – Только языком трепать умеешь, на большее не способен.
Лицо у Кольки вытянулось, он замолк, будто язык проглотил. Затем растерянно поглядел на Русю. Тот, сощурив глаза и прикусив губу, пристально разглядывал Витьку, стараясь понять: не врет ли он. Подошли девчонки, с интересом выжидая, что будет дальше. И только Алёнка осталась в стороне, одними глазами улыбалась ему.
– Хм! – наконец хмыкнул Руся. – Среди нас чокнутых нет, чтобы по ночам по кладбищам шастать! Да и вообще, нужно шутки понимать…
– Ой, умора! – подхватил Петушок, снова входя в свою шутовскую роль. – В штаны, наверное, навалил, пока до дома бежал! Там ведь «покойнички с косами стоят».
Мальчишки загоготали. Витька покосился на Алёнку. Она смотрела на него с таким сочувствием и пониманием, что он не выдержал и, смерив Петушка презрительным взглядом, вышел из класса.
А в субботу среди четвертых классов был конкурс «А ну-ка парни» и дискотека. В конкурсе Витька участия не принимал, а вот дискотеку ждал с нетерпением. Он снова надел голубую куртку, начистил ботинки и вдел в брюки новый ремень. Такие полосатые матерчатые ремни носили все старшеклассники. В карман брюк положил три значка с видами городов. Решил подарить Алёнке во время танца. Она собирала значки, Витька это знал.
Однако потанцевать с Алёнкой так и не удалось. Руся самым наглым образом крутился возле нее, приглашая на каждый танец.
Витька примостился в углу возле магнитофона, перебирая музыкальные кассеты. К нему подбежала Танька Петрова:
– Пойдем танцевать, чего сидишь-то?
Она хотела схватить его за руку. Но Витька отстранился и покачал головой. Танька, фыркнув и покрутив пальцем у виска, отцепилась от него. Витька проводил ее недовольным