Тогда Манолис увлек в сторонку любимчика отца Григориса, этого святошу Симоса, и пригрозил ему, чем мог, но тот и рта не раскрыл. Уж сколько ему наобещали кар небесных, мальчишка бы точно заговорил, если бы что знал, в этом отец Манолис был уверен.
В один из дней он увидел, как эта помешанная, Виолета, шляется вокруг церкви и выкликивает отца Григориса. Пришло в голову, что вот оно наконец, вместе они задумали эту авантюру, а теперь она ищет своего подельника. Он поспрашивал женщин в деревне, тех, кто чаще всего ходил в церковь, и выяснил, что отец Григорис был еще юным и безусым, когда приключилась та история с Виолетой. Он встал на ее защиту, да только родственнички сплавили девчонку по-тихому, ночью. Ба, да не любовная ли тут интрижка намечалась? Не за то ли ее выгнали из дома? Отец Манолис не вчера родился и немало повидал жизнь. Так что это бы все объясняло.
Виолета вернулась уплатить по старым счетам, и вместе они сговорились украсть подношения. Манолис, конечно, не держал отца Григориса за особо ушлого; вряд ли он такой уж мастер на подобные дела, но кто знает? Если так, то у кого из двоих припрятаны подношения? У Виолеты наверняка всего было немало, и он бы распял ее на кресте, лишь бы вызнать, что да где.
К счастью, ему удалось привлечь на свою сторону некоторых деревенских, но самой большой удачей, как он прекрасно понимал, стал Маркос. Ему, должно быть, стукнуло уже тринадцать, лучший возраст. В эти годы кровь кипит, а ярость растет не по дням, а по часам. Отец Манолис приблизил его к себе; слово за слово – и удалось настроить мальца против Виолеты.
К великому его удовлетворению, никому и в голову не приходило, что подношения он так страстно разыскивает исключительно корысти ради. Это, ребятки, вам задача на потом – будет чем заняться и что обнаружить, когда я исчезну. Сегодня же главное – натравить Маркоса, чтобы тот начал угрожать Виолете и, если понадобится, прибил бы ее чертову собаку прямо у нее на глазах. Может, тогда она и сдастся.
Едва Маркос показался в переулке перед церковью, священник сунул в карман последние гроши, выуженные из ящика для пожертвований, схватил курильницу и начал громогласно возносить молитвы. Маркос, подойдя, обнаружил его в облаке дыма. Мальчик приложился к распятию, а затем к руке священника. Отец Манолис повел его в алтарь, объясняя, что тот должен сделать.
– Таков твой величайший долг, – закончил он и пожелал ему успеха.
Маркос сразу направился к Виолете. По дороге он услышал остальных мальчиков: они играли. Решил было подозвать их, но тотчас передумал. Поручение дали ему, и он должен был сам все выполнить. Проходя мимо Одинокого Дерева, Маркос увидел, что под ним расцвел ковер из красных маков. А затем взгляду открылись Камни Виолеты.
Тут ему показалось, что погода начинает портиться, – черные облака поползли по небу. Нужно было со всем покончить быстро, чтобы буря не застигла его посреди дела.
Не дойдя до дома нескольких метров, Маркос остановился. У него не было никакого плана. Если бы сейчас против него вышла сама колдунья или ее шелудивая шавка, что бы он сделал? Указания священника были размытыми: выяснить, кто взял подношения и куда спрятал. Поначалу дело казалось простым, но теперь Маркос никак не мог понять, что же именно нужно сделать. Спросить Виолету? Он бы предпочел в ее отсутствие без помех обшарить дом. В этом он был хорош; всегда находил, где мать прячет варенье, шоколадки или его карманные деньги – их она прибирала подальше, чтобы Маркос не спустил все сразу. Одна только мать могла подумать о нем такое, поэтому Маркос и брал по чуть-чуть, когда было нужно. Мать ни разу ничего не поняла. Это сводило Маркоса с ума. Она так ему доверяла; всем и каждому – и, что хуже всего, самому учителю – твердила, что он очень хороший мальчик.
– Да? И что же тогда представляют собой плохие? – фыркнул учитель, глядя на Маркоса, когда мать ушла, довольная, что выполнила долг и защитила сына добрым словом.
А то, что он делал теперь, прячась в зарослях за домом Виолеты, это хорошо? Или все-таки плохо? Хотя нет, тут-то Маркос был совершенно уверен: он помогает священнику, а значит, и всей церкви.
– Завтра! – раздался над ним чей-то голос.
Он рискнул слегка высунуться из убежища и увидел, как Ундина машет рукой и убегает. А красивая эта мерзавка, подумал Маркос. Ее волосы украшал венок из желтых маргариток.
Юбка Ундины вдруг зацепилась за колючки. «Сейчас она наклонится и увидит меня!» – Маркос занервничал и немного съежился. Но девчонка как ни в чем не бывало дернула подол и побежала дальше.
– Завтра приду с Симосом! – прокричала она, и сердце Маркоса сжалось.
Снова этот Симос. На целый год его младше – а уже завел девушку. У него самого-то ни намека на это. Он переглядывался с Матулой, но упорно не отказывался от своих обычных насмешек. Девчонки. Нет в мире никого глупее девчонок! И все же Матула ему нравилась. Он видел ее во сне. Чувствовал, как сердце разгоняется и бьется как безумное, стоит им случайно столкнуться. В прошлом году на Пасху все толпились в церкви, чтобы первыми получить благодатный огонь, и как-то так