Потом кличка как-то со временем сошла на нет, но это не значит, что я про нее забыла или что мне это задним числом кажется более смешным или нормальным.
Я размышляю об этом всю дорогу домой, и мне мерзко на душе, я знаю, что не надо было отбирать у него телефон и толкать его, чтобы он упал, но что мне оставалось делать? Теперь придется как-то выкручиваться.
– Он точно не из нашей школы, – говорит Петр. – Я бы его заметил.
– И не из нашей. Остается только Милина, но она его тоже не знает, так что непонятно.
Вообще-то Мила меня тоже разозлила – сначала с моим ужасным братом. Она-то единственный ребенок, братьев и сестер у нее нет, значит, ничего в этом не смыслит. Если она и правда в него влюбилась, то я не уверена, что смогу с ней еще дружить. Хотя ежу понятно, что моему брату она никогда не понравится, ему нравятся обычные дуры, потому что он и сам обычный дурак. И хотя Мила на самом деле, по-настоящему красивая, вернее могла бы быть красивой, если бы ее это интересовало, но она-то не обычная дуреха, и как раз поэтому ей нет дела до того, красивая она или нет, – значит, она не может понравиться моему брату. Наверное.
А еще Мила меня выбесила тем, что не пошла с нами, а осталась с тем парнем на костылях. Пусть делает что хочет, я не намерена постоянно решать чужие проблемы, я еду домой – наконец спокойно почитаю. А по дороге куплю себе горячий лангош с сыром.
– Пойдем еще куда-нибудь? – предлагает Петр.
– Куда, например?
– Не знаю… ну типа не сразу домой.
– Я как раз собираюсь сразу домой и почитать.
– А мне еще не хочется.
Я пожимаю плечами: что мне с этим делать? Я собираюсь домой читать.
– Хм.
Вид у него грустный, точно так же он первый раз тут стоял и меня поджидал, не могу же я ему сказать, чтобы он не ходил за мной, если ему хочется. Он выглядит так мило, наверное, из-за того, что такой маленький, я тоже думала, что он во втором классе. Вообще-то я люблю маленьких. Я была бы хорошей старшей сестрой, если бы мама родила еще ребенка от кого-нибудь из тех мужчин, с которыми она раньше все время знакомилась и некоторое время встречалась. Но теперь она так больше не делает.
– Хочешь, приходи завтра, пойдем вместе отдавать ему телефон?
– Ага, – кивает Петр, но вид у него все равно недовольный, он машет мне на прощание рукой и уходит. Я еще немного помучилась, что надо было с ним куда-нибудь пойти, но куда, да и что нам делать? А потом все-таки иду домой и погружаюсь в очень трогательную книжку про ветеринара, как он лечит зверей, и забываю обо всем на свете.
Если бы мне хорошо давалась биология, я бы стала ветеринаром. Мы бы жили с Матеем в домике в деревне, я бы лечила зверей, а по вечерам мы бы разговаривали о том, как прошел наш день, а потом лежали бы рядышком на диване и читали, касаясь друг друга ступнями, мечтаю я. А время от времени он бы наклонялся ко мне и целовал, просто так.
Но, вероятнее всего, я буду работать в библиотеке, и это тоже здорово.
П Вчера мама тащила меня всю дорогу домой за руку, как какого-то малыша, а за ужином рассказала папе, как она за меня волновалась и так далее. А папа сначала отмахнулся, что я уже не маленький, и я было подумал, что мне повезло, но потом повернулся ко мне и сказал: хорошо, мол, что я уже такой самостоятельный, значит, и лесная школа мне нипочем, раз я могу шататься по городу почти до самой темноты.
Тогда я сказал, что в лесную школу не поеду, как и советовали Катка с Милой.
– Я никуда не поеду.
Но папа посмотрел на меня снисходительно:
– А это не тебе решать, Петян.
– Я бы хоть сейчас поехал в лесную школу, – сказал Том таким тоном, как будто его лишают лучшего развлечения на свете, а папа ответил:
– Я знаю, Томи.
А Том показал мне язык – понятно, он, как всегда, лучше меня. Я тоже показал ему язык: ну-ну. Ведь и он наверняка тоже чего-нибудь да боится, вот только я пока не выяснил чего.
Прошлой зимой мы с Томом ездили на три дня в горнолыжный лагерь, там были еще другие мальчишки с его флорбола. И зачем только мне нужно было ехать с ними, не понимаю, ведь я говорил родителям, что не хочу, но они меня не слушали.
– Вы же там будете вместе, – уговаривали они. – Ты справишься, тебе там будет очень хорошо спаться на свежем воздухе и после лыж, вот увидишь.
И я поверил, что так и будет, и с Томом мне будет нормально, но у него там были свои друзья, мы даже ночевали в разных комнатах. Все эти три ночи я не мог сомкнуть глаз, а потом засыпал днем: засыпал на фуникулере, так что однажды у меня даже палки упали вниз, засыпал после обеда. Но как только вечером темнело, я уже заснуть не мог. Понятно, что ненадолго я все-таки засыпал, но мне снились кошмары, к тому же какой-то мальчик у нас в комнате говорил во сне – я думал, с ума сойду от страха. По дороге домой я заснул в автобусе, а когда мы доехали, меня никак не могли добудиться. И это длилось всего три дня, а как я выдержу целую неделю?
– Завтра пойдем покупать тебе новые ботинки, чтобы ты успел их разносить перед лесной школой, – сказала мама. – Хорошо?
Как будто она серьезно спрашивает моего согласия.
Я уже не спорю, но все равно не поеду, правда, еще не придумал как. Вечером, лежа в кровати, я стараюсь не вспоминать паука, которого мы видели, уж лучше придумывать, что делать с лесной школой, раз с родителями бесполезно говорить. Мне приходит в голову, что я могу нарочно легко одеваться и больше времени проводить на улице по утрам и вечерам, когда уже холодно, чтобы простудиться. А если и это не выйдет, можно за несколько дней съесть что-нибудь испорченное. Не хочется пока думать, что именно, лучше уж простудиться.
Наутро я одеваюсь как обычно, но сразу за углом снимаю толстовку и иду в школу