За ужином я наблюдаю за мамой и братом: они едят и разговаривают о турнире, который предстоит брату в выходные, а на меня не обращают никакого внимания. У меня на ужин только йогурт, и, самое удивительное, мне даже не хочется есть, и мама меня хвалит за то, что я не наедаюсь на ночь. Это единственное, что ее волнует. Не слишком ли я много ем, не слишком ли я много читаю и хорошие оценки. Когда я ей сказала, что переночую у Яны вместе с Денисой, она ответила, что супер, она такие девчачьи посиделки обожала, пусть я хорошо проведу время.
– Надеюсь, ты не берешь с собой книжку, – добавляет она под конец.
– Нет, – отвечаю я и в тот момент терпеть ее не могу.
М – Значит, ты уже из школы не вернешься? И все это потащишь в школу? – говорит утром мама, собирая мне сумку с едой.
– Да, не вернусь, – говорю я, и мне вдруг становится грустно, что я правда не вернусь и что мне приходится маме врать, хотя это даже не вранье, я сегодня действительно не вернусь. Я подхожу и обнимаю ее, и мама радуется, потому что я нечасто так делаю, и говорит:
– Если тебе вечером станет грустно, мы за тобой заедем, не бойся.
Такое мне даже в голову не приходило.
Сумка с едой очень большая, приходится часть переложить в рюкзак, а часть оставить в школе – жалко, конечно, но нам не стоит брать с собой лишнее.
В школе я сегодня, само собой, совсем не могу сосредоточиться, и к Катке потом несусь почти бегом.
Мы с Петром ждем Катку у ее дома и сравниваем, кто что взял с собой. Приходит Франта, и мы ждем все втроем, я только ненадолго отвлекаюсь, когда смотрю на двух голубей, которые клюют землю. И думаю, что надо было брать все маффины и один накрошить птицам, но потом решаю, что нечего жалеть, можно же и потом им скормить, когда мы вернемся, и еду не придется выбрасывать.
Наконец приходит Катка с краской для волос, которую она купила по дороге, и мы все поднимаемся к ней. Я только тут вспоминаю про паука, удивительно, как я могла про него забыть. Теперь мне не терпится его наконец снова увидеть. Но Катка говорит, что одной в комнату брата ей нельзя – может, попозже. Мы сразу начинаем красить волосы, сначала Петру – ему важнее всего, потом мне, потому что у меня волосы короче, а на Катку уже краски не остается.
– Ничего страшного, – говорит она. – Значит, у меня будут не черные волосы.
– Хоть у кого-то, – говорит Франта, который все это снимает на видео.
Мы смываем краску, ванна становится вся черной, а у нас черные пятна на руках и на голове. Петр тем временем надевает мои штаны и кофту с пчелой, а я снимаю очки, и когда мы потом с ним смотримся в зеркало, я вижу там двух незнакомых девочек. И не потому, что без очков я плохо вижу.
– Неплохо, – говорит Франта, а Катка потом оттирает нам лбы ватными дисками с каким-то лосьоном, чтобы смыть краску, но она не смывается, ну и не беда.
Пока Катка причесывает Петра по-девчачьи, я наконец без спросу иду смотреть на паука. Он спит – и даже во сне восхитительный. Надеюсь, что Каткин брат, имя которого я уже забыла, так что, видимо, не влюбилась, и правда когда-нибудь мне его отдаст.
«Ты будешь моим», – говорю я ему про себя. Он даже не шелохнулся, но я знаю, что мы друг друга понимаем. А Петр с новой прической выглядит уже совсем как девчонка: на голове какие-то заколки, которые Катка нашла дома. Катка распустила хвост и вдруг оказалась сама на себя непохожа, у нее красивые длинные волосы.
– Может, тебе тоже переодеться? Мы вот все в чем-то необычном, – говорит Франта, и я только тогда замечаю, как он забавно одет, как будто идет в первый раз в первый класс.
Сначала Катка говорит, что у нее ничего, кроме леггинсов и свитеров, нет, но потом мы находим у нее в шкафу платье в цветочек.
– Нет, платье ни за что, – говорит Катка, – я такое не ношу, это тетя мне купила, но я бы такое в жизни не надела.
– А почему ты не носишь такие платья? – спрашиваю я.
Я, например, не очень люблю носить платья, потому что мне как-то неуютно без джинсов или штанов, такое ощущение, как будто я не до конца одета.
– Почему, почему… – говорит Катка, а я правда не понимаю.
– Но сейчас нужно, – уговариваем мы ее. Убедительнее всех оказывается Петр, который говорит, что у него вообще розовая кофта и девчонская прическа, так что Катка может и платье надеть.
Катка качает головой.
– Оно наверняка мне мало. Ну, как хотите.
Она надевает платье и выглядит в нем очень красиво, я ей так и говорю.
– Ну конечно, – фыркает она.
– Нет, правда, норм, – говорит Франта.
– Если мне кто-то еще хоть что-то скажет, я обратно переоденусь в свою обычную одежду, – говорит Катка, и у нее снова на лице красные пятна, так что, видимо, она не шутит.
Поэтому мы замолкаем. Потом мы с Петром меняемся обувью, он мне отдает свои обычные мальчишеские кеды, а я ему – свои желтые, теперь Петр смахивает на какую-то тропическую птицу, не знаю точно на какую. Наконец я снимаю очки, мы все берем рюкзаки и спальники и готовы выходить. Франта делает селфи в зеркале, чтобы мы все вчетвером попали, и идет в Каткину комнату оставить там телефон. На улицу мы выходим все вместе, а потом разделяемся, я иду с Франтой медленно, потому что быстрее он не может. Мы вдвоем поедем на автобусе до городка Ческа-Липа, а Катка с Петром – до Либерца с другой остановки.
Птица
M – Слушай, дай мне хотя бы свои очки, раз ты все равно их сняла, – говорит Франта. Я даю ему очки, и, кажется, теперь никто из нас не видит нормально.
Вскоре Франта спотыкается и чуть не падает, так что очки лучше снять.
По дороге на остановку больше ничего интересного не происходит, только какая-то