К – Не сердись, – говорю я Миле, когда вижу, что она обиделась. – Да, тут довольно гадко, я, видимо, ожидала чего-то другого, но не страшно, – добавляю я, а сама думаю, что надо было остаться дома и читать. Что я тут буду делать, думаю я, зачем я сюда притащилась, может, еще не поздно вернуться домой, вдруг будет какой-нибудь вечерний автобус до города, Петр наверняка поехал бы тоже.
– Мила, ты хочешь домой? Мы еще можем уехать.
Но Мила не реагирует, повернулась ко мне спиной, лица ее мне не видно, может, она спит или снова думает о своем. На одной кровати написано «Ф + П», и вообще все исписано, я глянула на Милу, она лежит не шелохнется. Тогда я достаю из рюкзака карандаш, выбираю пустой кусочек и пишу с нажимом «М + К» – в смысле «Матей плюс Катка», а потом начинаю распаковывать вещи, нужно же приготовить какой-то ужин, посмотреть, что у кого есть с собой, и так далее.
– Мила, какая у тебя еда с собой?
Молчит.
Я наклоняюсь над ней и проверяю, не спит ли она. Не спит. Смотрит в стену и, хоть и видит, что я над ней нависаю, не двигается.
– Что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь?
Она еле заметно мотает головой.
– Франта тебя обидел? Я его убью.
Мила мотает головой уже резче. Нет, ничего, ничего.
– Тогда что такое?
– Ничего, – кричит она на меня. – Оставь меня в покое!
А потом встает и просто выбегает из домика. Я достаю из рюкзака лимонное печенье, ложусь на одну из кроватей, кладу под голову спальник и начинаю читать, иначе тут вообще невозможно находиться. Но сосредоточиться не получается, надо бы пойти их поискать, вдруг они тут потеряются, куда подевались мальчишки и что случилось с Милой, зачем я здесь и чем всё это закончится? Спальники мы уже профукали, нам грозят крупные неприятности. Надо было бы немедленно отправиться домой, но даже я не пойду через лес в темноте, ведь ни у кого из нас нет телефонов, а значит, и фонариков. Как я могла забыть фонарик?
Я задираю голову: там, на втором ярусе кровати, снизу тоже куча надписей. Сплошные «я тебя люблю», сердечки, «убью» и «К – придурок», а еще «Ничего не бойся».
Снаружи хлопают двери. Кричит какая-то птица. В остальном абсолютная тишина. Мне страшно. И вдруг я слышу Милины крики.
П Только что Франта нормально собирал хворост, а потом вдруг раз – и его нет. Сначала я внимательно оглядываюсь по сторонам и прислушиваюсь, но ничего не слышу. Мне делается нехорошо. Но потом до меня доходит, что он нарочно спрятался, ну конечно, куда еще ему деваться? Тогда я кричу, что очень смешно и пусть уже вылезает. Но я и сам по своему голосу слышу, как мне страшно, ведь я думаю, что он исчез, его что-то забрало, что-то утащило, и сейчас оно утащит и меня тоже. «Перестань, Петр», – говорю я сам себе, это не какой-нибудь фильм ужасов, его не уволок дух леса или демон, в голове у меня проносится мысль о моем черном вихре. Перестань-перестань, собирай хворост. Я наклоняюсь и собираю дальше, но сердце у меня колотится. А Франты нигде нет, я бросаю ветки и иду посмотреть туда, где видел его в последний раз, в том направлении. Вдруг с ним что-то случилось, вдруг он упал и потерял сознание, лежит там и не может ответить или вообще вернулся в лагерь. И тут я слышу совсем с другой стороны, как хрустнула ветка, и вижу его лицо среди деревьев, в первую секунду мне кажется, что это чужой человек, я пугаюсь, кто-то за мной следит, но это длится совсем недолго, это Франта, он лыбится – рот до ушей – и снимает меня на видео. Я чуть не плачу от облегчения, что он не исчез, и одновременно от злости, зачем он так со мной, и, не дожидаясь, пока он ко мне подойдет, я подбегаю к нему, вырываю телефон из руки и швыряю на землю, а потом толкаю Франту со всей силы так, что он падает навзничь.
– Ты чего? Это была просто шутка, – только и успевает сказать он, пока я не набрасываюсь на него и не начинаю колотить. Может, для тебя и просто шутка, думаю я, а вслух кричу:
– Почему ты такой?!
– Почему ты такой?! – кричу я и кричу, обрушивая на него град ударов, он отбивается, так мы деремся, пока он не стукает меня посильнее, это отрезвляет, мне больно, я опускаю руки и встаю.
– Слушай, я не хотел. Это же была всего лишь шутка.
Из губы у него течет кровь, я даже не знал, что умею так драться, по его глазам я вижу, что он правда не хотел, что это действительно для него всего лишь шутка.
– Я не хотел тебя напугать, – говорит он.
– Да? А чего же ты хотел? – говорю я, потому что не понимаю. Чего он мог добиваться, кроме как напугать меня, ведь я и так всего боюсь. А развеселить он мог разве что только сам себя, так что, хоть я и вижу по глазам, что он не нарочно, но все равно он так со мной поступил. И еще к тому же снимал это на видео.
– Я хотел прикольнуться.
– Для тебя это, может, и прикол.
– Слушай, но я бы все равно скоро вылез, – ухмыляется он. – Ну да, возможно, я хотел тебя разозлить, но в шутку. – Он пожимает плечами. – Ну а что такого? Да, я такой. Такой никчемный.
– Ты что, думаешь, раз у тебя больные ноги, тебе все можно?
Он уставился на меня.
– Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь, мелкий, так что заткнись.
Я опять злюсь. Я вдруг понимаю, как это все устроено. Я снова его толкаю и готов опять драться.
– Ты думаешь, только у тебя бывают проблемы? Лучше бы у меня были больные ноги, чем представлять в темноте такие вещи, которые вижу я, лучше не ходить, чем не спать, лучше бы я был нормальным, пусть и с костылями, но ты в этом ничего не понимаешь, да, ты никчемный, но не из-за ног, а из-за того, что ты злой, а это твой выбор.
– А ты совсем