– Ах вы паршивки, я вас везу, а вы, значит, так? Валите отсюда.
Он останавливается на обочине.
– А мы и сами не хотим с вами ехать!
– Вот и катитесь отсюда, идиотки.
Мы поспешно вылезаем, и, только сделав несколько шагов, я вспоминаю, что мне надо хромать, но слишком поздно, дед как заорет:
– Так, стоп, что это значит? Вы что, меня разыгрывали, мерзавки?
Он собирается тоже вылезти из машины, и мы несемся со всех ног подальше в поле.
Он вылезает и кричит нам вслед:
– Вот попадитесь мне еще раз, я вам так задам, лгуньи проклятые! А если увижу эту вашу шавку, ногами запинаю!
Потом он садится обратно, хлопает дверью и уезжает. Мы переглядываемся.
– Вы были правы. Наверное, стоило устроить ему что-нибудь похуже, – говорит Катка.
– Ну хоть что-то мы сделали, – говорю я.
– Ружье мне пришлось бросить прямо у домика, он точно его найдет. Надо бы вернуться и довести дело до конца. Он ужасно меня разозлил.
Меня тоже, но уже очень холодно. И я страшно проголодался, я по утрам особо не ем, вот и сегодня почти ничего не съел, а как пах этот его бутерброд с колбасой… ну и вообще всё это мне уже надоело.
– Ты же сама говорила, что мстить бесполезно.
– Ну да…
Вид у Катки несчастный.
– Бесполезно, но все равно я бы с радостью это сделала.
– Давай сначала встретимся с Милой и Франтой, а потом решим.
– Да, наверное.
Мы возвращаемся на шоссе и идем по обочине к городку – к счастью, тут уже недалеко.
– Слушай, а про этих сорок откуда ты взял?
– Мне Мила рассказывала.
– Понятно, – говорит Катка. – Кто ж еще?
– А классная история про собаку и мушиные личинки.
– Это я, наверное, где-то вычитала, – отмахивается Катка, но я ей не верю.
– Да ты сама это придумала, правда?
– Не знаю… может быть. Неважно.
– Не, это суперистория.
Катка пожимает плечами, типа ничего особенного, но я вижу, что щеки у нее опять залились румянцем.
– Мне хотелось его заговорить, чтобы он нам поверил и не удивлялся, почему мы крутились около его дома.
– Мы можем вместе нарисовать комикс, – приходит мне в голову идея. – Об этих мушиных яйцах.
– Думаешь?
– Ага. И про собаку. Или еще про что-то. Понимаешь? Ты придумаешь, а я нарисую.
Катка улыбается.
– Да, можно, конечно.
Я тоже улыбаюсь, потому что это классная идея и мы наконец-то дошли до города.
– А теперь пойдем купим что-нибудь поесть, – предлагает Катка. – И заодно спрячемся от дождя.
Мы заходим в круглосуточный магазинчик и там покупаем чипсы, печенье, лимонад, шоколадные батончики и вообще накупаем такую кучу всего, будто делаем запасы на два дня, а потом устраиваемся на ступеньках какого-то дома на площади, чтобы на нас не капало. Льет ужасно, у меня промокли ноги и очень холодно, но ничего не поделаешь, это все скоро кончится, и мне уже все равно, пошлют родители меня в лесную школу или нет, хотя лучше бы было, конечно, заболеть и остаться дома. Но сейчас мне кажется, что я как будто теперь не один, хоть это звучит тупо, я же никогда не был один, ну и ладно.
Мы сидим с Каткой и едим печенье, вокруг ни души, как всегда в сильный дождь, мир выглядит пустым. Мы с Каткой – единственные выжившие на всей планете, и я уже снова вижу в голове картинку, так и чешутся руки ее нарисовать. Но не успеваю я сказать Катке, чтобы она придумала к картинке свою историю, как подъезжает полицейская машина и останавливается прямо перед нами.
Увидимся
Ф Мы с Милой сидим в полицейском участке в какой-то приемной или что-то в этом роде, но нас тут заперли, гудит люминесцентная лампа, а в остальном стоит полная тишина. Плохую ногу мне приходится положить на лавку, и все равно ужасно больно, таблетки я оставил в рюкзаке в лагере, но уж как-нибудь выдержу, нам сказали, что скоро за нами приедут. Дома приму таблетку и поиграю на компе, поскорей бы уж. Мила сидит напротив и смотрит отсутствующим взглядом, как она любит, но я и рад, не хочу с ней сейчас разговаривать, не знаю, о чем говорить, но мне понравилось, как она пошла за ружьем и, главное, как мы разбили теплицы. Все-таки месть не бесполезна, это классно. Я разворачиваю свой осколок и смотрю сквозь него на свет лампы, мне хорошо.
Поэтому, когда новые полицейские заводят к нам Катку с Петром, я все еще улыбаюсь. И один полицейский даже говорит мне:
– Что тут такого смешного?
Я пожимаю плечами: конечно, кое-что есть, но вряд ли ему бы это пришлось по вкусу.
Потом они оставляют нас вчетвером, и у Катки с Петром, к счастью, оказывается куча еды, хотя газировки маловато, она у нас быстро кончается, но это не беда.
– Дорога ок? – спрашивает Катка.
– Норм, – говорю я, Мила молчит, а потом мы передаем по кругу пакетик чипсов. Я рассказываю им, кто нас довез и как он нас сразу узнал и привез прямо в участок, так что мы даже не смогли купить себе ни рогалик, ничего, а полицейские нам дали только по стаканчику воды.
– А зачем вы поехали с этим ужасным дедом? – спрашиваю я. Катка хмурится.
– Это было такое внезапное решение, но плохое. Он правда ужасный.
– И нужно было насолить ему посильнее, – добавляет Петр.
– Да?
– Наверное, – вздыхает Катка.
Мы с Милой переглядываемся, и Мила говорит:
– Похоже, мы ему еще кое-что сделали.
И когда я рассказываю до конца, мы уже все улыбаемся.
– Так что всё хорошо, – говорю я.
И Катка повторяет:
– Всё хорошо.
Некоторое время нам и впрямь хорошо, мы грызем печенье и батончики, но потом слышно, как подъезжает машина и останавливается перед участком. Я сразу думаю, что это кто-то из родителей, и, судя по лицам остальных, они тоже. Все подбегают к окну, само собой, зарешеченному, как будто мы какие-то преступники, – нет, это просто еще одна полицейская машина, но мы вспомнили про родителей, и нам уже не так хорошо: ведь, скорее всего, нас ждут большие неприятности. Теперь мы сидим в полной тишине, раздается только шорох фантиков, и, судя по часам, мы тут уже целый час, значит, скоро чьи-нибудь родители приедут, и я предчувствую, что сегодня на компе мне не поиграть. Вообще говоря, я не очень-то рад, что мама сейчас приедет, то есть думаю, что мама, потому что у папы нет машины.
Мне бы хотелось