Прощание
Как-то вечером, когда для празднования Рождества уже все было готово, я валялся в гамаке и читал. Я так углубился в книгу, что не заметил, как Аманда поднялась ко мне на антресоль.
– Ты помнишь, что обещал по радио как-нибудь зайти на Керамическую улицу? – спросила она. – Забрать свои вещи, верно?
– Помню, но фиг с ними, – ответил я, не выпуская книги из рук. – Я просто хотел немножко подразнить отца.
– Вот как. А мне кажется, сегодня ночью как раз подходящий момент за ними сходить. Можешь пойти со мной разносить газеты.
– А почему именно сейчас? Почему не после Рождества? – Я уже пожалел, что ляпнул тогда лишнего. Сам не понимаю, зачем мне пришло в голову объявлять по радио про какую-то папку с вырезками и намекать, что мне известно что-то, о чем мне знать не положено.
– Скажем так, речь идет о подарке на Рождество, – многозначительно проговорила Аманда. – Дарить ведь принято накануне, иначе что это за подарок?
Я нехотя согласился, хотя и не понимал, к чему она клонит. И что за подарок – забрать свои собственные вещи? Они, конечно, мне дороги, но я вполне обошелся бы и без них.
Ночью мы выдвинулись в путь. Было морозно. Аманда то и дело терла руки, чтобы согреться. Я не мерз – меня грело бешено бьющееся сердце.
На Керамической улице было тихо, весь дом погружен в глубокий сон. По дороге Аманда рассказала, почему позвала меня сегодня с собой. Она считала, что мне пора встретиться с отцом, невозможно же скрываться вечно. «Это важно для нас троих», – добавила она. Ладно, подумал я, сходим, но втайне надеялся, что отец будет спать, не услышит звонка и визит можно будет отложить до лучших времен.
У двери подъезда ноги мои вдруг примерзли к месту и отказались нести меня дальше. Аманда открыла дверь, взяла меня за руку и решительно завела на темную лестничную клетку. Мы стали подниматься по лестнице, Аманда, как обычно, рассовывала газеты в щели на дверях, но перед последним лестничным пролетом остановилась.
– Готов? – спросила она. Ее взгляд придал мне уверенности.
Я кивнул, хотя сердце колотилось где-то в горле. Кровь во мне бурлила, на лбу выступил пот.
– По-моему, тебе надо подышать. – Аманда открыла окно на лестничной клетке. – Вот так, а потом пойдем!
Но мы не успели сделать и шагу, как дверь нашей квартиры распахнулась и в коридор выскочил отец. В одной руке у него был чемодан, на плече длинная матерчатая сумка. Он захлопнул за собой дверь и вылетел на лестницу. Было так темно, что он заметил нас, только когда чуть не наступил Аманде на ногу.
– О господи, что еще за!.. – прорычал отец и отпрыгнул.
– Добрый вечер, – проговорила Аманда. – Кажется, мы как раз вовремя.
– Д-добрый. – Отец опустил чемодан.
Аманда зажгла на лестнице свет и вернулась ко мне. Отец поморгал, взгляд у него был испуганный и какой-то оторопелый. Я не знал ни что сказать, ни что делать и поэтому стоял как истукан. Зато Аманда вдруг успокоилась.
– Вы что-то для нас приготовили, верно? – вежливо обратилась она к отцу. – Как мы договаривались на прошлой неделе.
Я с удивлением посмотрел на Аманду. Мне она ничего не сказала о том, что у них с отцом есть какие-то договоренности.
– Я очень спешу, очень, – выпалил отец. – Опаздываю на самолет. Нет времени болтать, совсем нет времени.
Аманда притянула меня к себе, чтобы загородить отцу дорогу. Из открытого окна рванулся сквозняк, распахнул на отце куртку. Это была летняя куртка. Похоже, он опять уезжал куда-то далеко, туда, где тепло. Отец собрался было что-то сказать, но прикусил язык и вынул из бокового кармана чемодана конверт. Аманда спокойно смотрела на отца, и он, немного помедлив, протянул конверт ей.
– Собирался отправить из аэропорта, ну да какая разница. – Отец опять схватился за ручку чемодана. – Ну-ка, посторонились, посторонились.
– И по какому же адресу вы собирались отправить документы? – осведомилась Аманда, покрутив в руках конверт без единой надписи. – Насколько помню, адреса я вам не сообщала. Мы договорились, что я приду за бумагами сюда.
Я, нахмурившись, посмотрел на Аманду. Мне до сих пор непонятно было, что происходит, но Аманда не считала нужным объяснять. Своим взглядом она держала отца точно в тисках. Отец, кажется, смутился и пробормотал что-то неразборчивое. Аманда открыла конверт, достала оттуда стопку бумаг и пролистала.
– Подписи нет. – Аманда вытащила из кармана ручку и протянула бумаги отцу. – На этот раз подпись придется поставить собственноручно.
Отец фыркнул и взял бумаги. Он посмотрел на них мгновение и вдруг засунул обратно в конверт. Потом он вытянул руку с конвертом в окно и захихикал. Конверт затрепетал на ветру, как маленький парус. Сейчас отец отпустит его, и он улетит, растворится в ночной тьме.
– Никто раньше не спрашивал у меня никаких бумаг! – рявкнул отец, взглянув на меня. – А теперь вдруг понадобились! А может, обойдемся без них?
Я помотал головой, а потом вдруг кивнул, сам не зная почему.
– Вполне понимаю, что именно сейчас вы не хотите оставлять никаких следов и привлекать внимание к вашим передвижениям. – Аманда скрестила руки на груди. – Если кто-нибудь начнет на основании этих бумаг задавать вопросы о ваших путешествиях или, например, о том, что у вас сейчас вот в этой сумке, могут выясниться ненужные подробности, верно?
Отец мгновенно посерьезнел. Он все еще держал конверт за окном, готовый отпустить его на волю ветра, но, глядя на отца сейчас, я вдруг засомневался, что он действительно это сделает. Я покосился на Аманду – она спокойно стояла на лестнице перед отцом и улыбалась.
И тут началось. Аманда дважды свистнула, и из-за спины у отца послышалось мяуканье. На подоконнике сидела Мельба. Она выгнула спину, зашипела, прыгнула отцу на шею и вцепилась в воротник куртки. Отец охнул и попытался ее стряхнуть. Я никогда не видел Мельбу такой дикой, такой разъяренной. В эту же секунду в окне мелькнула черная тень. Послышался шелест, и конверт вновь оказался у Аманды в руках. Что-то черное перепорхнуло