– Не надо! – испугался я и добавил потише: – И вообще это больше не мой дом.
– Ах вот как. Ну что же. Ладно. – Как ни странно, продолжать спор Аманда не стала.
Она собрала банки с пюре в большую сумку и позвала Харламовского, но того было не видно. Я нахохлился на своем стуле. Что, если Аманде просто нужна была моя помощь со всеми этими яблоками? Воспользовалась моей добротой и теперь, когда все дела сделаны, отправит меня домой.
– Альфред, сходи посмотри, нет ли Харламовского во дворе, – велела Аманда. – Если он там, свистни дважды. Ты ведь умеешь свистеть?
– Умею, конечно. – И я свистнул для примера.
– Именно так. – Аманда похлопала меня по плечу, словно хотела стряхнуть с меня тревожные мысли.
На улице уже темнело. Теплый свет фонарей отражался в гладких боках яблок. В голове моей крутились вопросы. Можно ли Аманде доверять? Или она, выпроводив меня на улицу, тотчас позвонит в полицию? А что, если все разговоры про Забытых – просто для отвода глаз, а на самом деле Аманда секретный агент по поиску сбежавших из дому детей (ну, или готовящихся сбежать)? Я завернул за угол дома и, дойдя до окна, ухватился обеими руками за подоконник. Сунул ногу в трещину в каменном цоколе, подтянулся и заглянул внутрь.
Аманда хлопотала вокруг банок с пюре и совсем непохожа была на человека, с минуты на минуту ожидающего полицию. Я облегченно вздохнул и вспомнил про свое задание: найти ворону. Я соскочил с цоколя и вдруг почувствовал, как кто-то крепко ухватил меня за плечо – будто ногти впились в кожу сквозь пижаму. Что, вот и всё? Меня уже возвращают домой влачить мое жалкое существование? Я упал на спину в траву и ощутил на щеке легкое прикосновение. Я зажмурился и решил ждать – пусть сами поднимают меня и тащат в полицейский участок. Ничего не происходило, и тогда я открыл глаза. На краю тележки, прислоненной к дому, сидел, уставившись на меня, Харламовский.
– Так это был ты! – Я ощутил, как силы ко мне возвращаются. – А предупредить нельзя было? Зачем так пугать людей? Что, скажешь, ты не нарочно?
Харламовский принялся чистить перышки, не обращая на меня внимания. Тут я вспомнил, за чем шел, и дважды свистнул. Харламовский окинул меня подозрительным взглядом и продолжил прихорашиваться. Я снова свистнул, тогда ворона наконец поднялась в воздух и исчезла за углом. Я побежал следом и, обогнув дом, обнаружил Харламовского на перилах крыльца. Открыл дверь и впустил его внутрь. Аманда вышла к нам на веранду, волоча за собой большую сумку.
– Ага, вот и вы. Двойной свист означает, что нужна помощь, – пояснила мне Аманда, вручая Харламовскому фонарь. – Давай, дружок, подсвети дорогу. А ты, Альфред, берись за вторую ручку.
Сумка с банками была ужасно тяжелая. Мы с Амандой вынесли ее на улицу, Харламовский с фонарем летел впереди. Мы прошли между яблонями к погребу в саду – выложенному камнями холмику у края еловой изгороди. Холмик так зарос малиной и шиповником, что дверь едва различалась. В погребе было темно, но Харламовский привычно влетел внутрь и уселся на верхнюю полку, так что фонарь осветил весь погреб. Я стал подавать Аманде банки, а она устанавливала их на полки.
– Поосторожнее, поосторожнее, – пробормотала Аманда, поворачивая поданную мной банку. – Вот так, этикеткой наружу, не то мы потом ничего не найдем.
Во мне снова затеплилась надежда. Мы не найдем! Может, Аманда меня не выгонит. Может, я еще докажу, что от меня есть польза. Но тревога сидела во мне крепко. Ее трудно было скрывать, и внезапно она прорвалась наружу вздохом, таким мощным, что на полках зазвенели стеклянные банки. Харламовский испугался звона и слетел вместе с фонарем Аманде на голову, залив ее ярким светом.
– Не свети! – вскрикнула Аманда и согнала ворону с головы, как будто боялась, что фонарь выхватит из темноты что-то, не предназначенное для посторонних глаз.
И он действительно выхватил! Прежде чем Аманда успела отступить в тень, произошло нечто очень странное. Уши Аманды высунулись из-под волос и задвигались туда-сюда, точно маленькие антенны. А потом они, эти уши, задрожали как холодец. Выглядело это, как будто они вот-вот оторвутся или рассыплются на кусочки. Аманда быстро прижала руки к ушам и выбежала из погреба, что-то бормоча на ходу.
– Твои уши! – пролепетал я и бросился за Амандой.
– Ну, есть они у меня, – буркнула Аманда, прислоняясь к крыльцу.
– Я видел, как они дрожали!
– И что дальше?
– С ними что-то не так? Они не отвалятся?
– Все с ними так, работают как часы, – отрезала Аманда, входя внутрь. – Хотя, прямо скажем, временами было бы легче, если б они были как у обычных людей.
Я с опаской покосился на Амандины уши. Они уже перестали дрожать и снова спрятались под волосами. Аманда начала сердито рыться в шкафу, но ничего оттуда не доставала.
– А что это было? – спросил я шепотом.
Аманда захлопнула дверцу и осталась стоять спиной ко мне.
– Наверное, надо тебе рассказать, – решила она наконец и повернулась. – Я – из Чуткоухих. Это значит, что у меня необычные уши. Они ощущают присутствие одиноких, всеми забытых детей и начинают вибрировать, когда кто-то из них вздыхает.
– Кажется, я как раз…
– Вот именно, – усмехнулась Аманда. – Ты так часто вздыхаешь, что все равно бы рано или поздно заметил. Чем глубже вздох, тем сильнее они реагируют, верные мои помощники. Без них я не могла бы отыскивать Забытых в ночи.
– И когда я лежал в прихожей, они так… вибрировали?
– А ты как думал. Такой вибрации я давненько не ощущала. Наверное, это оттого, что ты прижимался к двери. Или в эту ночь тебе особенно несладко пришлось.
– У меня закончилась еда, – тихо ответил я. – А почему они такие?
– А этого никто не знает. По какой-то причине барабанные перепонки у Чуткоухих реагируют особым образом на воздушную волну, которую запускает вздох такого вот ребенка. Это не только звук, это ощущение во всем теле, примерно как басовый гул.
– А это не больно? – Я инстинктивно потрогал свои уши.
– Да нет, хотя иногда раздражает. Я еще слышала, что вибрация может сделаться нестерпимой, если Чуткоухий не идет на помощь тем, кто в ней нуждается. От наших ушей так легко не отделаешься.
Я растерянно посмотрел на Аманду. Она снова говорила о нас, но на