– Аманда, а почему здесь нарисована твоя сушилка? – Я показал на чертеж в углу.
Этот рисунок был отделен от остального листа тонкой черной линией. На нем изображалась сужающаяся книзу конусовидная конструкция, в точности такая же, как та, на которой Аманда сушила белье. Аманда, правда, перевернула ее широкой стороной вниз и вешала постиранное на косые проволочные перекладины, прикрепляя прищепками. А на картинке вся конструкция держалась на тонком длинном шесте. Аманда наклонилась над листком.
– Альфред, это антенна! – воскликнула она спустя секунду. – Подумать только, эта штуковина, на которой я всю жизнь сушу белье, – антенна, спроектированная Александром Степановичем Поповым! Это Попов оставил ее Ольге.
– А вот эта палка, к которой приделана сушилка…
– Надо же, антенна!
– Ну, в общем, то, к чему она прикручена… что это?
– Это мачта. С ее помощью радиосигналы можно посылать на такой высоте, что они не будут встречать никаких препятствий. Нужно придумать что-то подлиннее, чтобы поднять нашу антенну повыше. – Аманда задумалась. – У меня на крыльце есть лишняя собиралка для яблок с металлической ручкой. Можно, наверное, приделать к ней.
– А собиралку куда ставить?
– Правда, куда? – повторила Аманда.
Харламовский каркнул и взлетел на лестницу, ведущую на второй этаж. Аманда пользовалась вторым этажом только летом, чтобы не протапливать в холода весь дом. Поэтому на лестнице скапливался всякий хлам, и на втором этаже я еще не был.
– Харламовский, ты гений! – воскликнула Аманда, поворачиваясь ко мне. – Ты, наверное, заметил, что на чердаке есть башенка. Там прохладно и ветер свистит, но ничего, выживешь!
– Я?
– А кто же? Сделаем тебе там студию, а антенну прикрутим сверху к башенке! А ты что же, думал, я своим сиплым горлом буду вести передачи? Ха-ха, нет уж. А у тебя голос громкий и звонкий.
– М-м-м, я даже не знаю, – прохрипел я, потому что был совершенно не уверен, что хочу сидеть в холодной башне и вещать неизвестно что каким-то незнакомым детям.
Но Аманда не заметила моих сомнений.
– Ты в любом случае подходишь идеально, – сказала она. – Ты знаешь, что им нужно, Альфред Забытый.
Подготовка
Осенние каникулы пролетели в мгновение ока. По ночам Аманда разносила газеты, а вечерами, после того как Аманда поспит, мы брались за работу. В башенке никто не прибирался годами. Мы таскали оттуда всякий хлам: рваное постельное белье, сетки, чтобы укрывать кусты, доисторические лыжи и ботинки, старые газеты, банки без крышек, в которых нашли последний покой мухи, встречались и пейзажи, наполовину оторванные от рам. Потом я все это протирал и раскладывал по кучкам, а Аманда наводила порядок в башне. Она распахнула окна, ветер ворвался внутрь и взметнул такое облако пыли, что башенка почти скрылась из виду. Вещи мы перетаскали на чердак, чтобы освободить место для студии.
В саду тоже хватало дел. Надо было собирать спелые яблоки с деревьев в одну корзину, а падалицу в другую, мыть, резать на ломтики, варить и раскладывать по банкам. Комната была с утра до вечера наполнена густым ароматом яблок, он просачивался по ночам в мои сны.
За делами мне удавалось не выпускать на поверхность мучительную мысль, которая пробивалась, когда я оставался один. Мысль о возвращении домой. Когда-нибудь приедет отец. Начнет он меня искать или просто упадет на диван, даже не заметив, что на этот раз из нас двоих отсутствую я?
У отца было два способа отсутствовать. Он мог исчезнуть и находясь дома. Тогда он просто лежал на диване, глядя в пустоту, и даже ел не вставая. В такие дни он не заметил бы, хоть потолок на него рухни. Когда я присаживался к нему и кричал в ухо, что кофе готов или что ему звонят, он тихонько охал и дрожащими руками натягивал одеяло до подбородка. Ну и второй способ – это когда он действительно уезжал в командировку. Обычно без предупреждения. Отец вдруг начинал метаться по квартире, как будто внутри у него зазвонил будильник, который невозможно выключить. Он со странным блеском в глазах объяснял что-то про важное поручение, с которым никто больше не справится, которое сделает его могущественным и богатым, вскрикивал и бросал вещи в чемодан. Потом он заказывал такси и исчезал из дому.
Аманда не задавала мне вопросов, как будто в том, что я не хочу домой, нет ничего удивительного. Будто я могу хоть всю жизнь жить в Глуши и есть досыта, главное – помогать с яблоками и обустройством студии.
Труднее всего оказалось установить антенну. Я забросил на крышу веревку и привязал ее другим концом к маковке крыши на башенке. Потом по веревке слез вниз. «Поосторожнее!» – кричала мне снизу Аманда. Потом мы вместе втащили на крышу собиралку для яблок и сушилку-антенну. Забравшись на конек крыши, мы скотчем примотали антенну к сушилке и залезли по узкой лесенке до верха башенки. Аманда подняла антенну с сушилкой, а я привязал конструкцию к маковке.
Потом пришлось чинить то, что мы повредили в процессе установки. С крыши оторвалось несколько кусков черепицы – падая, они сшибли яблоки с ветки над крышей. Втаскивая на крышу собиралку для яблок, мы попали ею по окну башенки и разбили одно стекло вдребезги. Аманда приколотила черепичины молотком и вставила в окно кусок фанеры. Я в это время собирал в ведро побитые яблоки.
Вечером Аманда нарезала битые яблоки в форму для пирога, набросала сверху миндальных орехов и имбиря и засыпала песочным тестом. Пока пирог зрел в печи, я писал инструкцию для Забытых, которую мы должны были разбросать с газетами ночью.
Мы собирались выйти в эфир в субботу ночью с трех до четырех. Аманда сказала, что в это время вздохи слышнее всего, – значит, в это время дети не спят. А вот их родители как раз должны спать (если они вообще есть). Аманда нашла на чердаке еще одно рабочее карманное радио, достаточно маленькое, чтобы протолкнуть его в щель для писем. Эти Амандины радио мы собирались отнести тем детям, которые вряд ли смогут их раздобыть. Остальным предстояло выкручиваться самостоятельно, но Аманду это не очень волновало. «Увидишь,