Олигарх был мрачнее самой мрачной тучи, которая частенько нависала там, наверху, особенно в Северной столице России, а потом расползалась по всем городам и весям, и мрак её со страшной силой мучил и ранил каждое чуткое сердце. Словно огромный купол виснет над вами и давит, давит со всех сторон с неизмеримой силой.
– Она брендовая, она удивительная, – вдруг мрачно сказал олигарх. – Надо её вернуть. Мне плохо без неё, она – спасение!
– Тогда подарите ей своё мужское яйцо, – сразу зацепился врач. – Я вырежу самое мясистое, самое крупное. Потом мы его подсушим, то есть произведём химическую обработку, отглянцуем, ламинируем.
Олигарх был в шоке. Сволочковский бизнес начинал лишать разума. Мысли стали путаться, голова гудела. Он вдруг представил свою любимую невесту, свою ненаглядную примадонну, с окровавленным индийским кием, а вокруг неё женщины из кордебалета: Лолита Запевалова, Лада Абаригемс, Лайка Вайкули, Надежда Деткина, Алла Богачёва и многие другие участники подземельного шоу. А на бильярдном столе ухоженные, хорошо обработанные яйца их партнёров по бизнесу, с которыми они спали, нежились: разной величины, разного цвета, с разной половой активностью, энергией, с разными электромагнитными и акустическими звучаниями. И вдруг Сволочкова кричит на всю подземку:
– Постойте, девки! Уберите свои скукоженные яйца альфонсов, сутенёров, сексуальных болтунов, извращенцев. Сейчас вы увидите, на что способно натуральное русское яйцо моего хозяина, непревзойдённого мастера. Предлагаю бой с любым яйцом законопослушного подземелья. С любым полицаем, с любым силовиком города-государства, с любым депутатом. А?! Ну, что хвосты поджали?! Кто сразится с этими мощными гениталиями, отшлифованными страшными событиями жуткого времени.
– Ужас!!! – почти вскрикнул олигарх и схватился за голову. – Сволочковский бизнес с использованием мужских особенностей в богатом сексуальном подземелье может перевернуть сознание многих людей. Постой, постой, Гиппократ, – лицо олигарха ощерились. – По всей видимости, колбасовское яйцо, ещё не успев подсохнуть, пройти обработку, было задействовано на этом бильярдном столе в бою против яйца Писюкастого! Но «склеились» Колбасов и Сволочкова. Когда? В какое время?
– Конечно до боя, – с грустью сказал Гиппократ. – Вероятно, Колбасов решил иметь её сразу, как только увидел. Это, безусловно, понравилось ей. Тогда при помощи наёмников он положил примадонну на диван, разорвал платье, потом радужные колготки… Силовики наверняка заклеили ей рот скотчем и выжимали из неё женскую страсть, потом торопили его безумное, ошалевшее от счастья и вина нечеловеческое чувство… – Гиппократ неожиданно замолчал, перекрестился и тихо сказал: – И тут произошло невероятное…
В бильярдной опять наступило жуткое молчание.
– Чего ты замолчал, античный прощелыга?! – заорал вдруг хозяин.
– Тебя обошли, супербандит нового поколения! – с таким же криком ответил захмелевший Гиппократ. – С тобой играют в страшные игры. Конечно, я могу только догадываться. Но во время изнасилования Сволочкова каким-то образом нащупала у своего «принца» крупные, довольно тяжёлые яйца, перестала сопротивляться и, поразмыслив, отдалась ему в своей традиционной манере: с двойной тягой, а в конце акта исполнила несколько куплетов из «Аве Мария»… Вы-то лучше меня знаете, как она умеет это… – Гиппократ немного смутился. – Греческие женщины такого себе не позволяли. Хотя им было известно, ч т о земляника растёт и под крапивой. А потом… Язык не поворачивается сказать такое… – врач неожиданно замолчал.
– Ну, ну, целитель в семнадцатом поколении, говори, что дальше было? – не отступал теперь олигарх-миллиардер.
– Потом она попросила у него одно, самое крупное, яйцо. И он наверняка был удивлён таким неожиданным предложением. Раньше он и мечтать не мог о такой просьбе. Брендовая красавица, хапающая за каких-то полтора часа сценического времени головокружительные бабки. И вдруг ей понадобилось его заезженное, обложенное десятками сексапильных женщин разбухшее яйцо?! Да Бог с ним, с этим мясистым, сильно изношенным детородным органом, – другое яйцо есть, – наверняка решил он. Тем более он знал о существовании кордебалетного «Яйце-клуба» и давно хотел испытать своё счастье в этом процветающем бизнес-клубе.
– Она, моя брендовая красавица, лауреат самых дорогих, престижных премий, попросила яйцо у этого негодяя! Не верю! Не верю! – как ужаленный, застонал вдруг хозяин.
– Клянусь Афродитой! Если бы она, Сволочкова, имела в наличии хотя бы одно такое яйцо, как у тебя, мастер, то выиграла бы этот бой, и ты бы, как мальчик, подпрыгивал от счастья. Но выиграло яйцо Порфирия Колбасова. Его рефери, «боец-коротышка», заставил Сволочкову целоваться с этим недобитым аморальным уродом, у которого уже не было одного яйца.
– Не может быть этого, античный словоблуд! Ты сочинитель ужасных мерзопакостей! – злобно и с какой-то внезапно нахлынувшей мужской страстью заорал миллиардер.
– Примадонна была уверена, что разбухшее яйцо Порфирия Колбасова обеспечит ей будущее! – не успокаивался Гиппократ. – Игры с востребованными яйцами Тарзана, Иосифа Преподобного, Исхака Хавовича, Кастратопиарова, Писюкастого уже приносили ей успех. Но ей всё мало. Больше побед, больше денег. Кроме того, её волнуют судьбы кордебалетных мумий, и каждое новое яйцо, имеющее вес, скользкую, хорошо округлённую оболочку, радовало кордебалет и обещало хорошие деньги.
– Но где же был Головастиков со своей командой?! – не успокаивался, глотая воздух, как рыба, брошенная на крутой берег, почти стонал олигарх.
– Головастиков наверняка присутствовал при этом. Но у кордебалетного «Яйце-клуба» – свои ужимки, свой сленг, свои безналоговые законы, своё подразделение войск, свои силовые приёмы, запрещённые там, наверху.
Грустное, унылое выражение лица, потерявшего всякую надежду на искреннюю, дающую тепло, радость, любовь, было сейчас у Мардахая Абрамовича Крупина. Он, словно оплёванный, словно подраненный и обведённый вокруг изящных пальцев своей любимой брендовой невестой Анютой Евсеевной Сволочковой, стоял без штанов перед античным врачом и вдруг подумал, что удивительный мир, в котором он сейчас живёт и ищет счастья, подвинул ужасную парадигму не вперёд, а повернул всю его жизнь, со всеми премудростями, жалкими бонусами, назад, на несколько тысячелетий назад, до сократовских мудрецов, до его друга Платона,