Зенитку увезут, мы снова посадим на ее месте огурцы…
Вечерами сиживали в закусочной мои земляки, обсуждая детали затянувшегося сражения при Ватерлоо. Оно шло-то один день, 18 июня 1815 года. Ну, а снимать пришлось добрый месяц. «Мосфильм» наперед заплатил за вытоптанный и сожженный хлеб. Все честь честью, но крестьянам этот странный фокус покоя не давал.
— Считай, что как бы не уродил, — сказал в закусочной тракторист Мирон.
— Отчего же не уродил? — возражал ему какой-то «француз», может, сам капитан де Марло из мюратовской конницы, привыкший не только к полю горящему, но и к городам горящим, и к странам пылающим.
— А то, — отрезал Мирон, — что раз не съеден, значит, не хлеб. Заплати мне за него хоть миллион.
Я на этот разговор попал случайно и вот каким образом. Из закусочной прислали за отцом, как за учителем истории. Там, оказалось, сидят крестьяне с Наполеоном, а он им не на все вопросы ответить может. Например, пели ли при нем «Марсельезу» или нет? Ну, дела! Хорошо еще, посыльный не просто позвать пришел, а удержал вопрос в уме. Бросились к книжной полке…
Капитан Руже де Лиль написал «Марсельезу» в Эльзасе, тут же ее стала распевать революционная Рейнская армия, а скоро ее провозгласили национальным гимном, но Наполеон, став императором, гимн отменил. А знамя трехцветное, с каких оно пор? С той же Великой французской революции: трехцветные кокарды впервые надели парижане в ночь штурма Бастилии. Отсюда и значение соцветия: Свобода, Равенство, Братство. Но и это соцветие отменил Наполеон, а потом спохватился и вернул его армии — уже перед самым походом в Россию. Поздно! Ни под Бородином, ни под Ватерлоо не могли эти цвета значить для завоевателей то же, что значили они в 1793 году для освободительных армий Первой французской республики.
Род Стайгер [4] надел треуголку и сделался — ну вылитый Наполеон!
— Вот что, — сказал он, движением тоста подняв свой стакан, — выпьем, крестьяне, за то, что я хоть сюда, в ваши края, не дошел!
Вот тут-то и завелась эта тема: как же не дошел, когда хлеб неубранный и несъеденный на взгорках попалил? Все это было вместе и в кино и наяву, и полтораста лет назад, и полтораста лет спустя, и не так уж важно, что было это в гуцульском селе Русские Комаровцы, потому что равным образом могло это быть в русской деревне Бородино, в бельгийской деревне Ватерлоо, во французской деревне Сен-Реми-де Прованс, словом, мало ли где в Европе…
Нет, не стратосфера, и даже не космос, — все-таки самая большая высота, на которую способен подняться человек, это высота времени.
Мне кажется, на эту высоту и взлетела «Нормандия — Неман», вот почему с нее и оказались нам видны и Альпы, и Карпаты, и земли смоленские, и земли нормандские, и почти уже 200 лет европейской истории с тех пор, как рухнул старый мир, и скоро 70 с тех пор, как народился новый.
Я пошел за деревенскую околицу, через вытоптанные артистическими армиями хлеба, и около сгоревшего макета мельницы лег в траву.
Я знал, что скоро они появятся в небе.
И вот они, вот они! Впереди летел семейный клин Бизьенов: папа, мама, три сына, и мама на лету все спрашивала, помнят ли мальчики, куда она, уходя, незаметно для эсэсовцев положила ключ.
А следом четыре эскадрильи полка, четыре коротко сверкнувших клинка, и у каждой птицы странно, в три цвета, крашен нос.
Я не знаю, какую из семи планет для вечного пристанища выбрал Антуан де Сент-Экзюпери: планету ли Маленького принца или один из шести соседних с ней астероидов. Но наверняка же видно ему сверху то, что мне видно снизу, — этот полет над свободной Европой, из России во Францию, сыновей побратавшихся стран. Ему видно и то, чего не могу увидеть я: как военнопленный крестьянин Пьер Годфруа через всю Европу пробирается домой, в Нормандию.
«Из истории не вычеркнуть того, что советские люди и французы были братьями по оружию в борьбе с фашизмом, — говорил М. С. Горбачев в своем выступлении по французскому телевидению. — Мы бы предали память погибших в этой священной борьбе, если бы забыли, как французские летчики полка „Нормандия — Неман“ героически сражались с фашистами в советском небе, а советские партизаны — в рядах макизаров на французской земле. 20 миллионов советских людей погибли в той страшной войне — погибли за нашу и вашу свободу. За вашу и нашу свободу отдавали жизни тогда и французы. Более 20 тысяч советских воинов-антифашистов похоронены в земле Франции. Я знаю, в вашей стране чтут их память. Советский народ признателен вам за это».
Во время визита Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева во Францию (октябрь 1985 г.)
Встреча с рабочими завода в Пуасси
Возложение М. С. Горбачевым венка на могилу Неизвестного солдата у Триумфальной арки
Ох, если б не было войны! Не осталось бы на земле России 42 холмиков, убранных васильками, ромашками, маками, среди миллионов братских, одиночных, безымянных могил, на которых растут одни маки. Не полетел бы Сент-Экзюпери в обратную сторону, а потом резко ввысь, туда, где ледяная, огненно-чистая смерть. Но раз уж все это было, и не просто было, а повторилось, давайте уж с горизонтов прошлого зорко вглядываться в горизонты грядущего: не клубится ли где пыль из-под сапог? Бородатый лик Нострадамуса перекочевал-таки в Америку. В том самом НАСА вирши пророка через компьютер пропустил ученый (!) Морис Шатлен. Война, предрек он, будет между 1982–1988 годами, и будет она на европейской земле… Локальная ядерная война. Касающаяся только западных и восточных европейцев.
Не полетел ли бы сегодня Сент-Экзюпери в ту же сторону, но с другой миссией — не с просьбой вмешаться, а с просьбой