Лязганье механизмов резко прекратилось, погрузив зал в жуткое молчание, прорезаемое шипением пара. Доносились лишь бульканье и мягкий плеск воды; прилив надвигался угрожающе быстро — уже по колено, ледяной и темный, как смерть. Сент-Ив вскарабкался на аппарат для подводных работ и, одной ногой стоя на выставленной изогнутой лапе судна, а рукой держась за железную ступеньку, потянул на себя люк шлюзовой камеры. Он быстро влез внутрь, перевернулся, высунулся, взглянул на нас и, изогнувшись, помахал мне, хотя я не нуждался в ободрении. Я довольно легко нашел ступени: руки были проворными от страха, говоря по правде. Сент-Ив скрылся в аппарате, пропуская меня, и я оказался в удивительно просторной внутренней камере, где плюхнулся на мягкую кушетку и облегченно обмяк.
Теперь в люке появилось лицо Хасбро, и я наклонился, чтоб протянуть ему руку, но тут послышался хлопок выстрела. Хасбро качнулся назад, цепляясь за лестницу одной рукой. Я нагнулся, пытаясь схватить его за лацкан пальто, но пальцы поймали только воздух; я видел, как он обрушился в черную воду и исчез. Сент-Ив был так поглощен управлением судном, что ничего этого не видел, и я, крикнув ему что-то бессвязное, выполз наружу, свернувшись на лестнице в три погибели и ожидая неизбежной пули. Кусочек свинца ударил в металлическую оболочку возле моей головы, так близко, что я услышал звук рикошета почти одновременно с выстрелом.
ГЛАВА 4
НА ДНЕ РЕКИ
Хасбро вынырнул из потока, сжимая пальцами предплечье, я отпустил ступеньку, ощутив в одно темное, холодное, жуткое мгновение, прежде чем ноги мои коснулись пола, как речная вода заливает мои глаза и пропитывает одежду, и рванулся к нему. Мне удалось обхватить Хасбро за рукав, и мы вдвоем стали забираться по лестнице. Цепляясь за ступени непослушными пальцами, нашаривая ногами опору, он карабкался с трудом, а я подталкивал его снизу, стараясь держаться отчасти под защитой изгиба стенки подводной камеры. Сент-Ив нагнулся и подхватил Хасбро, я влез следом за ним и второй раз оказался внутри устройства, только на этот раз стоял на коленях в луже на полу, пытаясь отдышаться, слишком оглушенный и потрясенный, чтобы ощутить, насколько замерз.
Люк уже захлопывался, когда прозвучал, словно далекий щелчок или будто два камешка ударились друг о друга, последний выстрел, звякнула, отлетая от внутренней стенки камеры, пуля, зацокала по полу и сплющенным кусочком металла плюхнулась в лужу у моих колен. Я осознал, выуживая пулю оттуда, где она замерла, и запихивая в карман как сувенир, что камера теперь освещена мягким светом, струящимся из потолочных ламп, а в воздухе стоит какое-то пчелиное жужжание. Сент-Ив повернул запорный механизм, запечатавший дверь изнутри, удовлетворенно кивнул и сказал:
— У нас есть сухие элементы! Она может двигаться независимо!
Это сообщение ничего не значило для меня, но очевидная радость профессора слегка взбодрила.
Он методично задвигал руками перед пультом управления, манипулируя рычагами и штурвалами и сосредоточенно склонив голову. Я помог Хасбро стащить мокрое пальто, на подкладке которого чудесным образом оказалось множество карманов. Из одного он извлек бинт, из другого — фляжку выдержанного односолодового, которую носил на все случаи жизни, и закатал рубашку на руке, открыв рану. Пуля пробила мышцу и вышла наружу, хвала Господу, хотя вытекло изрядное количество крови, которую нам удалось остановить, плотно прижав к ране сложенный несколько раз платок. Хасбро отважно поливал рану виски, а я аккуратно перевязывал ее. Мне вспомнился бедняга Мертон, избитый до крови в собственной лавке. Мы приближались к скверному концу и, никаких сомнений, явно сваляли дурака.
— Спасибо, Джек, — сказал Хасбро, предлагая мне фляжку.
Я поднял ее в коротком приветствии и сделал глоток, едва не задохнувшись от крепости напитка, а затем передал фляжку Сент-Иву, который сиял, будто школьник на каникулах.
— Оксигенаторы, — загадочно сообщил он, мотнув головой в сторону пульта. — Воздух сжатый, так что запас ограничен, но его хватит, если мы будем аккуратны. Джек, твоя задача: впускать свежий воздух, когда нам понадобится, — рычаг с бакборта, вон там. Будь скуп, как квартирная хозяйка.
Профессор сдвинул рычаг вниз, и раздался металлический свист; воздух выходил из трубок, у него был холодный металлический привкус.
Сент-Ив сделал быстрый глоток из фляжки, передал ее Хасбро и повернулся к пульту. Хасбро тоже отведал виски, а затем спрятал фляжку в карман пальто. Не скажу, что мы почувствовали себя обновленными после глотка крепкого алкоголя, но, по крайней мере, не были такими развалинами, как несколько минут назад. Подводный аппарат тоже будто ожил — теперь слышались беспрерывный гул, отдаленный грохот и свист. Сент-Ив повернулся к нам и кивнул, словно говоря: «И как вам такой поворот?»
Теперь, когда Хасбро оказался на борту и, похоже, чувствовал себя неплохо, я счел свою миссию исполненной. Отныне Сент-Ив отвечал за нас и странное суденышко, чему я был искренне рад.
Впрочем, глядя, как за массивными стеклянными иллюминаторами поднимается вода, я изо всех сил пытался предугадать, что может преподнести нам эта водяная ловушка. У нас не было ни еды, ни питья, ни чего-либо еще, кроме фляжки Хасбро. Мне пришло в голову, что, может, нам стоило бы подождать, пока заполнявшая пещеру вода прорвет ворота, и, выбравшись из всплывшего на поверхность аппарата, найти ведущую на поверхность лестницу… Или это скверная идея? Скорее всего, наш долговязый друг с ружьем уже засел на какой-нибудь удобной площадке, что может по-настоящему осложнить дело.
Я упал духом еще сильнее, когда внезапно припомнил, что прошлым вечером Финн Конрад появился на противоположной стороне улицы в ту самую минуту, когда я принялся осматривать окрестности. Мне пришла в голову мрачная мысль: не ждал ли мальчик нашего появления и не лучший ли он актер, чем акробат? «Ведь это он, — думал я с тоской, — привел нас к „Козе и капусте“!» Дружелюбный малый, радостно уплетая каштаны, указал нам на дверь трактира, и мы бездумно кинулись туда навстречу року…
Тайна, причем чертовски постыдная, была раскрыта. Мальчик мне нравился, и степень испытанного мною отвращения к негодяям, принудившим такого славного парнишку к жизни в бесчестье и лжи, меня потрясла. Финн был предельно полезен в лавке Мертона, но его дальнейшие действия выглядели очень подозрительно. Конечно, вражеский лазутчик и должен был нас очаровать, если его целью было заманить нас в распивочную, где нам полагалось натолкнуться на потайную дверь, — всё одно к другому. Финн, правда, не знал о карте в пасти броненосца, о чем я напомнил себе со слабым удовлетворением; жизненно важный секрет остался нераскрытым. Но затем я вспомнил Мертона, с энтузиазмом произносящего слово «копирование», и мне снова стало не по себе. Я сидел с тяжелым сердцем, и ничто не могло меня ободрить, кроме затухавшего внутри тепла виски, и только новый глоток мог бы вселить в меня уверенность. Впрочем, вскоре мне пришлось отбросить эти мысли, поскольку вода поднялась до верха иллюминаторов, и я осознал, что смотрю в чернильную тьму подземной реки. Снаружи нашего убежища зажглись лампы, и я увидел рыбу — какого-то угря, метнувшегося от напугавшего его света во мрак. Подводный аппарат внезапно накренился, словно собираясь отплыть, и я заскользил по сиденью, на котором недавно утвердился, стараясь распределить вес так, чтобы не свалиться на пол, словно мешок.
— Держитесь! — велел Сент-Ив, открывая какой-то клапан и прислушиваясь, наклонив голову и сощурившись. — Думаю, что…
Тут послышался шум воды, врывающейся, должно быть, в балластную цистерну, и мы снова выровнялись. Сент-Ив неуверенно принялся орудовать несколькими торчавшими из пола рычагами, манипулируя ногами аппарата; корпус его поднимался и опускался, двигался назад и вперед. Мне вспомнился перевернутый на спинку жук, тщетно пытающийся встать на неожиданно ставшие бесполезными лапки, но, ощутив, что мы медленным неровным ходом продвигаемся вперед, я отогнал эту ассоциацию.