Помоги ему Бог, подумал я, испытывая одновременно два совершенно противоположных чувства. Дирижабль нес в сети сущего дьявола, но люди на борту не знали о его смертоносной разумности. Мы следили за неостановимым падением воздушного судна; дирижабль, крутясь, валился к реке, гондола съехала к корме, а огромное щупальце, тянувшееся вверх, вверх, ухватило крутившийся пропеллер. В следующую минуту спрут точно разодрал бы дирижабль на части.
И тогда в точке на полпути между Блэкфрайарзом и мостом Ватерлоо, на участке реки, известном как Кингз-Рич, военные перерезали тросы, державшие сеть, и их чудовищный улов полетел вниз. Огромные щупальца заметались, и в небо взметнулся исполинский фонтан воды в качестве прощания. Дирижабли, в том числе и тот, что был помят спрутом, развернулись к Гринвичу; за какие-то минуты те, кто задумывал эту операцию, успели испытать радость успеха и горечь поражения.
Осьминог исчез из этого мира — умирающий бог, опутанный сетью, возможно отравленный пресной водой Темзы, густо замешанной на грязи, извергающейся из стоков Лондона. Сэр Гилберт печально качнул головой и начал произносить скорбную речь, но что он имел в виду, я так и не узнал, потому что в этот момент на балкон ступил первый из королевских стрелков. Он нагнулся, чтобы подобрать упавший револьвер Ханиуэлла, снова выпрямился и спросил:
— Кто из вас мистер Гилберт Фробишер?
— Я, — растерянно ответил сэр Гилберт, постарев сразу лет на десять, словно бремя долгого дня обрушилось на него.
— Вы арестованы за создание опасной общественной ситуации, провоцирование массовых беспорядков, ввоз опасных животных и разрушение собственности, принадлежащей короне. Ваши спутники тоже, — прибавил он, кивая Табби и мне. — Что это, кстати? — спросил он, показывая на шар амбры.
— Ничего, просто картонная жемчужина, — соврал Табби.
— Избавьте их от нее, — приказал офицер одному из солдат, что и было исполнено.
ЭПИЛОГ
И СНОВА КОЛЬЦО КАМНЕЙ
Мое намерение свалить вину на Люциуса Ханиуэлла (мертвецы знамениты своей неспособностью лгать) не встретило понимания.
Хотя большая часть Ханиуэлла уцелела, от лица его ничего не осталось. Люциус Ханиуэлл перестал существовать. Что особенно затрудняло ситуацию, так это то, что наше прибытие в лондонские доки было ознаменовано чудачествами сэра Гилберта: множество людей наблюдало, как спрут вылез из стального ящика и как Гилберт Фробишер загипнотизировал монстра, а потом уселся чудовищу на щупальце и погнал своего скакуна прямиком на набережную Виктории и в тамошний сток.
Однако Сент-Ив — только профессору подобное оказалось под силу — сумел убедить Альфреда Рассела Уоллеса (на наше счастье, великий человек, чьи социалистические тирады еще не рассматривались властью как оскорбительные, находился в то время в Лондоне) заступиться за сэра Гилберта и его помощников, и обвинения против нас троих были сняты еще до исхода дня. Всё же ущерб следовало возместить — нам присудили огромный штраф, и до того, как часы прозвонили полночь, амбра исчезла в королевском Министерстве финансов. Гилберт потерял своего осьминога, свою серую амбру и свои карманные часы, всё в один странный и прискорбный вечер.
Осьминог пропал бесследно. Сеть на следующее утро выловили из Темзы, в ней оказались выброшенная бочка солонины и дохлая овца. В «Таймс» через два дня появилась крохотная заметка о корове, загадочным образом пропавшей с палубы баржи в Дуврском проливе. Еще через несколько дней вышел доклад о гигантском кракене, бесчинствующем в водах Истборнской гавани, где «Нэнси Доусон» однажды бросала якорь, а еще один старый моряк, основательно набравшись, утверждал, что видел чудовище в Даунсе. Однако побережье Восточного Сассекса окутывал плотный туман, и описание предполагаемого кракена было столь же туманным.
Гилберт Фробишер собрал нашу маленькую компанию в своем георгианском особняке в Дикере спустя неделю после нашего возвращения в Лондон. На этот раз не было никаких тайн или обсуждения судебных повесток. Старик уже полностью оправился от потрясения. Он продал свой патент на выгружаемые трюмы — карго-боксы, как они теперь именовались, Карнфортский металлургический завод заплатил ему впечатляющую сумму. Каждый из нас получил по золотому слитку за участие в приключении со спрутом — такой слиток весил сотню тройских унций. Из Лондона в Дикер мы, вместе с Элис Сент-Ив и Дороти, ехали поездом. Настроение у нас, как вы догадываетесь, было праздничным, но Барлоу, привратник и домоправитель, провожавший нас на четвертый этаж, выглядел мрачным и обеспокоенным. Старик сидел у высокого арочного окна, наблюдая за туманной тисовой аллеей через очки-бинокль. Он пробормотал что-то невнятное о том, что, дескать, наблюдает за белой совой, которая, по его мнению, гнездится неподалеку. Мы заинтересовались его совой. Может, он говорил правду…
Я вернул ему расписной рупор, и он принял его с печальным кивком, грустно поглядев на изображение свирепого осьминога.
Гилберт готовил «Нэнси Доусон» к новому плаванию на Карибы, как он признался наконец. Собирался на этот раз повидать мисс Бракен и будет рад, если мы присоединимся к нему для моральной поддержки, потому как он собирается просить ее руки, если найдет ее живой и расположенной к тому. Однако все мы хотели вернуться к обычной жизни и выразили сожаление, что не сможем сопровождать его. Для моего слуха «повидать мисс Бракен» звучало туманно и двусмысленно, а взгляд Гилберта несколько раз переносился к окну, будто старик искал что-то в ночи за ним.
Через несколько месяцев Табби принес нам вести о втором плавании дядюшки. Вулкан на нашем острове, которого нет на картах, замолчал, и Гилберт причалил снова почти у самой пещеры. Несмотря на свою нелюбовь к пребыванию в водолазном колоколе, он все-таки погрузился в солнечные воды вместе с Лазарусом Маклином и оставил там рупор, как следует покрытый лаком для защиты от соленой воды, среди реликвий маленького печального клада внутри круга коралловых глыб.