— «Дура!» — пронеслось в голове, а руки уже отчаянно сигналили: «Убери! Прекрати!»
Но она и не подумала отступать. Вместо этого два клинка сорвались в полёт — и тут случилось нечто странное. Пролетая мимо меня, они потеряли магическую оболочку, превратившись в обычные метательные ножи. Похоже, своей магией, а она исключительно придала им скорости.
Первый вонзился в брюхо новоприбывшей твари. Второй — перебил ей ногу с хрустом, будто та была не из плоти, а из хрупкого стекла.
Существо беззвучно распахнуло пасть в немом крике, корчась на земле. Три других мгновенно испарились.
И тогда я совершил ошибку. Я ударил в него молнией с единственным желанием добить.
— «Да что ж Вы за твари такие непонятные! Почему, гады, не дохнете?» — мысленно выругался я, уже осознавая глупость затеи. Разряд не убил тварь. Он её исцелил.
Кинжал выпал из раны, плоть сомкнулась, и монстр поднялся. Только перебитая нога напоминала об нанесённых ранах.
Вот же гадство. Теперь у нас был ещё один враг. Получается, вокруг нас как минимум четверо.
Тень мелькнула в воздухе, едва нарушив тишину. Это был Грохотун — наш зеленокожий спутник, двигавшийся с кошачьей грацией, вопреки своему шумному прозвищу. Вот уж чего у него не отнять, так это умения ступать беззвучно, будто сама тишина обернулась гоблином.
Он стремительно рванул вперёд, прыгнул на спину твари и впился в неё кинжалом, методично долбя по ней. Понадобилось двадцать точных ударов, чтобы свалить чудовище — оно отчаянно, но неуклюже отбивалось, путаясь в собственных конечностях, пока гоблин вертлявой тенью крутился у его ног. Когда монстр рухнул на камни, Грохотун в три удара раскроил ему череп — быстро, безжалостно, как заправский мясник.
Раздался странный звук — высокий, тонкий, будто звон разбитого стекла, но неслышимый для обычного уха. На месте трупа остался небольшой светло-жёлтый шарик, мерцающий, словно капля солнца, застывшая в темноте.
Гоблин, сияя от восторга, подхватил добычу и уже раскрыл рот для ликующего вопля, но встретился со моим взглядом — и моментально заткнулся, прижав ладонь к своим острым зубам.
Он подбежал ко мне, протягивая шарик, и тыкал пальцем то в мою грудь, то в шарик.
А-а, вот оно что. Источник силы — эти самые горошины. Но почему здесь, а не на дереве?
Я покрутил шарик в пальцах, ощущая его гладкую, почти живую поверхность, затем вернул гоблину — мол, твоя добыча, твоя и награда.
Его глаза загорелись так, будто в них вспыхнули звёзды. Он готов был пуститься в пляс прямо здесь, но вместо этого трижды склонился в почтительном поклоне, выражая благодарность без единого звука. Когда горошина исчезла в его пасти, я почувствовал лёгкий толчок магии — не всплеск, а скорее волну, расходящуюся по воздуху.
Удивительно. У него не было как такового источника магии или он был совсем крошечный. Но его физическая сила возросла ощутимо.
Интересно... Что ещё могут эти горошины? А что, если ими накормить того же гнома, станет ли он восстанавливаться быстрее? Или Вейлу, она может получить более мощную регенерацию, и сила волчицы точно должна увеличиться.
Кажется, сегодня судьба решила сыграть с ними в жестокую игру, поменяв охотников и добычу местами. Бу-га-га-шеньки. Когда до меня наконец дошла вся глубина ситуации, а я поделился этим озарением с остальными, на их лицах, будто по мановению незримого режиссёра, сменились маски — от страха к хищному, почти волчьему оскалу.
Надо бы этим тварям название дать…
Костежал? Не-а, звучит как дешёвый ужастик.
Долгорук? Тоже не цепляет.
Иглочрев? М-да… Видимо, мой талант к именованию живых существ стремится к нулю.
Иглострел? Слишком прямолинейно, будто дешёвый арбалет из подпольной мастерской.
Иглобрюх? Так и в голове всплывает образ раздувшейся ядовитой рыбины — не то.
До легендарного и горячо мною любимого «Хищника» оно, конечно, не дотягивает.
Что ж… Пожалуй, пусть будут стекляшками — бьются, рассыпаются и хрустят под ударом, словно хрупкий хрусталь.
Последующие часы превратились в жестокую, кровавую школу выживания — мы шлифовали тактику охоты на этих хрупких, но смертоносных тварей. Десятки ошибок, двенадцать раз дох Гном — и вот, наконец, план добычи горошин был отточен до холодного, безжалостного автоматизма.
В итоге наша тактика была такова.
Гном шёл первым — живая приманка, непоколебимый и невозмутимый, будто гранитный валун среди урагана. Я вот на его месте вряд ли бы согласился. Да, он бессмертный, но боль-то никуда не девается. А эти твари словно со встроенным автоприцелом всегда бьют точно в сердце. Бр-р-р. Когда его пронзали, я мысленно представлял это на себе, и мне становилось жутко. Надо бы ему за пережитое что-нибудь вкусное приготовить.
Я поджигал рядом с ним шаровую молнию — ослепительный шар энергии, мгновенно привлекавший внимание Стекляшек.
Как только они материализовались, Гном рубил их клинком (если успевал добраться), в ответ они убивали его, а пока те перезаряжали свои шипастые снаряды. Криана, словно тень смерти, рассекала им ноги кинжалами, а Вейла, превратившись в свирепую волчицу, вгрызалась в глотки, рвала плоть и ломала хрупкие конечности. Их ноги — это их ахиллесова пята.
Гоблин, словно одержимый, метался между тварями, добивая их с дикой, нечеловеческой яростью.
Благо, на перезарядку у них уходило почти три секунды — а в ближнем бою они были беспомощны, как новорождённые. Сломать ноги, перегрызть горло, раздробить череп — не составляло труда.
Результат был ошеломительный. За считанные часы мы выкосили больше сотни этих тварей.
Гном стоически принимал смерть за смертью, между делом уплетая пирожки — много пирожков. А куда деваться, не эликсиры же ему давать. Обойдётся, вон пусть пироги ест. Почему пироги? Да потому что пирожки кончились.
Горошины, увы, выпадали не всегда, но все, что удавалось добыть, шли ко мне в сумку. А потом, когда покинем данное место, то поделили добычу поровну.
И вот в тот момент, когда мы уже не считали их за угрозу, а за нашу законную добычу, над руинами раздался «рык». Я бы лучше сказал, удар звуковой волной. Отчего все мы присели на пятую точку. Нет, конечно, не оттого, что кто-то яростно рвал глотку. На площадь, на которой мы отражали свою тактику, приземлился главный над стекляшками. Это стало ясно по его виду.
И как только не поломался.
Мы его заметили ещё в воздухе, когда он только летел к нам. Последние лучи солнца отражались от него, освещая площадь, на которой мы сражались. Отпрыск любви Богомола с хрустальной люстрой. Мать его туда-сюда.