Казахские мифы - Маргарита Робертовна Лобия. Страница 34


О книге
музыке, обрести внутреннее, самое верное и самое правдивое зрение.

Туркестанский игрок на кобызе.

Около 1865–1872 гг.

И, конечно же, кобыз неотделим от легендарного, уже не раз упомянутого нами великого Коркута. Выше уже приводилась легенда о создании Коркутом первого в мире кобыза, но, как мы поняли из истории с домброй, подобные легенды редко ходят в одиночку. И потому мы расскажем другую легенду, не менее трагичную, чем первая, но, возможно, более поэтичную и сказочную.

Когда Коркут был еще малым ребенком, он водил дружбу с парой лебедей, живших на озере. Часто прибегал Коркут посмотреть на их гнездо и слаженную и дружную семейную жизнь. Но однажды гнездо лебедей обнаружил охотник, односельчанин Коркута, и убил на глазах у мальчика одного из птичьей пары. Подстреленного лебедя охотник унес домой, а второй лебедь вскоре умер от тоски и горя.

Коркут видел страдания второго лебедя, и его юная душа обливалась кровью. По наитию подошел тогда Коркут к сухому дереву, вырезал из него инструмент, по форме напоминавший лебедя, приладил к нему две струны из конского волоса и явился в дом охотника. Взяв в руки смычок, заиграл Коркут страстную мелодию, повествовавшую о безжалостно растоптанной любви и чудовищной смерти. Зарыдал охотник и зарекся впредь убивать невинных животных.

Лебединый род принял Коркута в свою стаю. И если Коркут оказывался рядом с гнездом лебедей, эти изумительные птицы всегда подлетали к кюйши, окружали его и трубными голосами подпевали его мелодиям. Лебедям Коркут посвятил один из самых красивых своих кюев, «Акку» («Лебедь»).

Кобыз с тех пор так и поет о мимолетности счастья и безмерности страданий, о боли и горе, о возвышающей любви и неизбежной смерти.

Спи, мой мальчик, засыпай

Немало превосходных кюев сочинил Коркут. Многие из них вошли в музыкальную сокровищницу казахского искусства. И каждый кюй неизменно был связан с той или иной волнующей легендой, передававшейся из уст в уста и дошедшей до наших дней. Одни из этих легенд трогательные, другие – печальные, но все без исключения незабываемые и красивые, такие же, как музыка великого Коркута. Вот рассказ о том, как появились на свет два известных кюя Коркута – «Сарын» («Напев») и «Аупбай-аупбай» («Баю-бай»).

Долго восседал посреди Сырдарьи на подстилке-корпеше Коркут, долго играл на кобызе. Весь мир заслушивался его игрой. Далеко долетали волшебные звуки. Настолько, что однажды услышали их сорок девушек из одного аула Сары-Арки, находившегося на расстоянии нескольких недель пути до Сырдарьи. Невмочь стало девушкам внимать прелестным мелодиям кобыза, собрались они и отправились в дорогу, на звуки очаровавшей их музыки.

Совсем потеряли головы девушки, забыли об опасностях, подстерегавших их в безводных и безлюдных песках пустыни Бетпак-далы («Голодная степь»), и заблудились. Погибли они от голода и жажды все, кроме одной несчастной хромоножки, каким-то чудом сумевшей добраться до Коркута. Спас ее Коркут, а позже взял девушку в жены. Именно в память о ее опьяненных колдовской мелодией соплеменницах, нашедших свой последний приют в пустыне, Коркут написал невыразимо грустный, но пленительный кюй «Сарын».

Однако история на этом не закончилась. Через некоторое время у Коркута и девушки из Сары-Арки родился сын. Совсем рядом, на берегу, жили жена Коркута и его сын, но Коркут почти не виделся с ними и не принимал участия в воспитании мальчика. Не мог он бросить играть, оставить свою подстилку-корпеше, отложить кобыз даже на короткое время. А ему так хотелось прижать ребенка к груди, поцеловать в макушку, поиграть с ним. Да и ребенок тянулся к отцу – приходил на берег Сырдарьи и пристально смотрел на него, зовя к себе, к матери. Но Коркут, отвечая ему любящим взглядом, продолжал сидеть на верблюжьей корпеше и водить смычком по струнам кобыза. Останови он свою мелодию, сойди с корпеше на берег, и Смерть тотчас ухватила бы его.

Так они и жили – вместе и в то же время порознь. И тогда сочинил Коркут кюй для своего малыша и назвал его «Аупбай-аупбай» («Баю-бай», или «Колыбельная для сына») и каждый раз, когда сын приходил на него посмотреть, играл ее и нежно напевал мелодию, рассказывая мальчику о своей любви.

Правда, согласно другой версии этого предания, Коркут посвятил кюй не своему сыну, а мальчику неизвестной женщины, которая как-то пришла с младенцем на руках к Сырдарье, когда мимо по реке проплывал Коркут. Мальчик был голоден и громко плакал, а женщина, которой нечем было его накормить, увещевала дитя, шепотом повторяя: «Аупбай-аупбай». Коркут подхватил присказку женщины и заиграл мелодию, чтобы хоть чем-то успокоить малыша. Так и возник кюй «Колыбельная для сына».

Олениха и Коркут

Но не только человеческих малышей утешала музыка Коркута. Великий кюйши находил добрые слова для всех, в том числе и для братьев наших меньших. Как, например, произошло с оленихой и двумя ее оленятами.

Когда свирепый охотник поймал олениху, бросив на произвол судьбы двух ее оленят-несмышленышей. Коркут не смог стерпеть подобной жестокости и попросил охотника отпустить бедное животное к детям. Но охотник лишь рассмеялся в ответ и сказал, что собирается зарезать олениху и накормить всю семью ее мясом. Как ни увещевал злодея Коркут, ничего не помогало – ни денежные посулы, ни уговоры. Тогда Коркут сказал:

– Отпусти олениху хотя бы покормить своих детей, иначе они умрут с голоду. А пока она будет их кормить, я останусь у тебя в услужении. Если же олениха не вернется и убежит, я отдам тебе свою верблюдицу, и ты зарежешь ее и съешь.

Охотник согласился. Олениха тут же умчалась в горы к своим детенышам, покормила их и вернулась, чтобы освободить Коркута от взятого им слова. Коркут был очень благодарен ей за этот самоотверженный и великодушный шаг, но охотник воспринял возвращение оленихи как должное. Он привязал ее к юрте и стал точить нож. Увидел это великий Тенгри с небесного престола, разгневался и превратил мерзкого убийцу в камень.

Коркут же проводил получившую свободу мать-олениху к детям и исполнил для них только что сочиненный кюй «Плач привязанной оленихи». И в какие бы селения потом ни приезжал Коркут, он постоянно играл этот кюй жителям аулов, напоминая им о доброте и милосердии и неизбежном возмездии за зло, глупость и гордыню.

Сыбызгы – мал, да удал

Чтобы не завершать главу на столь трагической и возвышенной ноте, напоследок немного теплого юмора. Теперь уже редко можно встретить людей, играющих на

Перейти на страницу: