– Издеваешься? – возмутилась я и прихватила подставку.
Григ сделал вид, что страшно напуган:
– Хочешь меня добить? Ну изволь. Представляю, что напишут в исподних газетах! Григ Воронцов замочен в постели очаровательного со-здания… А всего-то хотел полежать в тепле. Давненько не доводилось спать в нормальной кровати, с мягким матрасом и перьевой подушкой. Роскошь советских времен!
– А где ты обычно спишь? – от любопытства я забыла про гнев и снова хихикнула, представив Грига, спящего на насесте. Или вниз головой, как летучая мышь.
Григорий веселья не разделил, страдальчески сморщился и честно ответил:
– На узкой матроской койке с тонким соломенным тюфяком. Не забывай, я из ордена Субаш, где не любят неженок и чтят устав. Не водилось перин в Сухаревой башне.
Он вылез из стынущей лужи, с отвращением осмотрел штаны. Я сбегала в ванную за полотенцем, подумав, притащила халат.
– Там есть батарея и фен, чтоб просушить твои джинсы.
– А душ принять можно?
Торопливо кивнула. Сама хотела ему предложить. Побоялась, что снова кольнет насмешкой.
– Спасибо, – Григ накинул халат, чтоб не смущать меня голым торсом. – И за приют, и за помощь. За то, что решила держать оборону, не пуская наверх командора. Фролов действительно не сможет войти, пока ты ему не дозволишь.
Мне хотелось многое ему сказать, но кроме банальщины про долг и платеж, все важное словно застряло в горле, не пропихнуть на язык. А банальности говорить не хотелось. Так что я стояла, молчала, хлопала на него глазами, открывая и закрывая рот. Ну чисто рыба в аквариуме. Григ подождал, наслаждаясь картинкой, потом дернул плечами и вышел из спальни. Вскоре из-за двери в ванную комнату, граничащую с уютной кухонькой, послышались всплески воды.
В этот миг, осознав, что происходит, я словила запредельный кайф. Я будто бы сделалась домохозяйкой, дождавшейся мужа с работы. Вот, пришел, принимает душ, а я преданно жду на кухне! И неважно, сколько лет мужу, я не знаю нашей разницы, мне страшно считать. То, что он маньяк и убийца, которого боится Изнанка, – такие пустяки, господа. Даже если, отмывшись в ванной, он задушит меня пояском от халата, чтобы достать амулет из сердца, – не будем думать о такой ерунде.
Меня за последние дни так часто пугали, что надоело бояться. Достали!
Есть лимит у любого страха. Порог, за которым наступает апатия. Или обрушивается эйфория, заполняя избытком эмоций искусственно нагнетенный вакуум. В моем случае эмоции шкалили, но и это было неважно.
Важно, что Григ устал, сражаясь на балконе неведомо с кем, стопудово проголодался, я должна его накормить. Не дураки ведь придумали, что путь к сердцу мужчины лежит через борщ! Интересно, чем кормят монстров?
Едва я додумала эту мысль, подкупающую новизной, даже осмотрела запястье, готовясь делиться кровушкой, где-то в углу прозвенел колокольчик. Слух еще ни разу меня не подвел: источник звука нашелся быстро. Это оказался металлический люк, встроенный в стену кухни. Сдвинув щеколду в сторону, я открыла дверцу и в офигении выкатила из темноты поднос, уставленный блюдами и кастрюльками.
– Пахнет аппетитно, – заметил Григ, нарисовавшись в дверном проеме. – Решила загладить ошибку и побыть гостеприимной хозяйкой?
– Я не решала, – промямлила я, приоткрывая одну из крышек. В кастрюльке оказался украинский борщ, с помпушками и зеленым луком.
Живот отозвался голодным урчанием. Ну разумеется, у Фролова меня даже чаем не напоили, а в гостинице стало не до обеда со всеми исподними ритуалами. Сколько же я не ела? Нужно срочно наверстывать!
– Оно само! – оправдалась я, пытаясь поднять тяжелый поднос.
Григ подошел, отпихнул меня в сторону и легко перенес все кастрюльки до круглого стола в углу кухни, застеленного скатертью с бахромой.
– Аля, – сказал он серьезно, расставляя все это богатство и следуя каким-то встроенным в гены правилам сервировки стола. В отличие от меня Воронцову приходилось обедать в приличных домах, с кучей столовых приборов и девятью переменами блюд. А не грызть засохшую пиццу, на полу, за просмотром боевика. – Сегодня ты стала со-зданием. Гостиница откликается на любое твое желание. Ты захотела поесть, причем непременно в моей компании. И получила обед, рассчитанный на двоих.
– Так уж на двоих, – огрызнулась я, слегка уязвленная тем, что он лучше меня понимает, что сегодня произошло. Но потом подсчитала количество блюд и сразу признала, что проиграла: – Ну, не выкидывать же теперь!
Григ внимательно посмотрел на меня, словно банальный обед налагал на него обязательства, которые он не собирался давать. Даже скривился на миг, как от внезапной боли. Глубоко вздохнул и согласился:
– Ладно, девочка из метро. Я, Воронцов Григорий Андреевич, наследник ордена Субаш, принимаю твое приглашение. Я готов разделить с тобой хлеб и соль. Только знаешь, – он снизил патетику в тоне, – больше так не дури. Не приглашай к столу в своем доме разных сомнительных личностей. Потому что застолье – не простой прием пищи, это допуск за порог и общность судьбы. Ты втащила меня за периметр, прочертив по полу кровавую линию. Ты пригласила меня к столу. Отныне в любой момент я смогу войти сквозь балконную дверь. И твоя башня меня накормит.
– Да хоть лопни от обжорства, – смутилась я, доставая из буфета тарелки. Кто же знал, что в исподнем мире каждая фигня имеет значение? – Кстати, если хочешь убить меня, я и тут выдаю карт-бланш. Я так устала за последние дни, что словами не рассказать. Хочешь меня выпить, наследник? Вырвать сердце и забрать амулет? Вот твой браслет, снимай! Только сначала давай пообедаем? Я умираю от голода…
Что-то изменилось в лице Воронцова, мимолетно, едва ощутимо. Натянулась кожа, заострились зубы. По ресницам прошел грозовой разряд. Злее зажужжал осиный рой, совсем рядом, оглушая электрическим гулом. Почти сразу он совладал с рвущейся на волю темной энергией. Отвернулся к окну, упрекнул:
– Снова глупости, Аля. Следи за словами. Мы ведь теперь враги.
– Да почему мы должны быть врагами?
Он невесело улыбнулся моему отчаянному протесту.
– Потому что я опоздал. Нужно было сразу убить ту лярву и отобрать амулет. Впрочем, даже это… Неважно.
Мы помолчали: Григ у окна, я с тарелкой в руках – у буфета. Лишь Самойлов скрипел в гостиной, действуя на нервы обоим.
– Ты со-здание, Аля, Седьмая сестра. Купол над Москвой замкнулся, последняя фигура встала на доску, и ошибка протяженностью в восемьдесят лет, наконец-то исправлена