Представив, что теперь каждый месяц буду зарабатывать по две с половиной тысячи, я подписывала контракт в таком волнении, что у меня дрожали руки и чуть не выскочило сердце из груди.
Шеф-повар по фамилии Лю был родом из провинции Хэнань, ему уже перевалило за шестьдесят, поэтому я и еще двое девушек уважительно называли его дядюшкой Лю. Хотя семья его проживала в деревне, сам он работал старшим поваром на крупном заводском госпредприятии. Когда завод переживал нелучшие времена и задержки с зарплатой превратились в обычное явление, он психанул и ушел на пенсию раньше времени. В Шэньчжэне он жил уже много лет, продолжая работать по специальности, так что частенько называл себя стреляным воробьем, искавшим заработок на чужбине. Вторым поваром являлся его сын Лю Чжу, которого мы называли братцем Чжуцзы. Низкорослый, широкий в плечах, он смотрелся богатырем. Как и отец, в Шэньчжэне он обосновался уже давно. С любыми кулинарными изысками он справлялся на ура и сам себя называл королем выпечки.
В те годы в Шэньчжэне между рабочими и работодателями распространились подряды, поэтому отец и сын арендовали столовую при стройплощадке, обеспечивая трехразовое питание строительной бригады, в которую входило около ста тридцати человек. Что касается еще двух помощниц, то одна из них приехала из деревни с северо-востока страны, звали ее Ли Цзюань. Она была старше меня на год, отличалась честностью и обостренным чувством справедливости, работы не боялась, поэтому с готовностью выполняла любое задание. Откуда приехала другая девушка, Хао Цяньцянь, я так и не поняла. Миниатюрная, с вьющимися от природы волосами, тонкими бровями и выразительными глазами, она могла соблазнить кого угодно. То с ее слов выходило, что она сычуанька, то – хубэйка, а то и вовсе что в детстве жила у бабушки в чжэцзянской деревне, после чего в возрасте пятнадцати лет вместе с родителями переехала в город. Когда ее спрашивали, в какой именно, она уходила от прямого ответа и переводила разговор на другую тему. Из нас троих она была старше всех, то есть на год старше Ли Цзюань. Но это отнюдь не означало, что она являлась в нашей компании главной. Она отличалась чрезмерной расчетливостью, избегала любых острых углов и тряслась за каждую копейку. Если что-то ее не касалось, она старалась этого избежать и ни в коем случае не вмешиваться. Я тоже не могла претендовать на роль главной – не говоря о том, что я являлась самой младшей, в то время во мне не было ни капли уверенности. Однако, понимая, что мне необходима подруга, я очень быстро подружилась с Ли Цзюань. Сойтись с ней не составляло никаких проблем: она признавала другом любого, кто хотел с ней дружить, да еще и радовалась, что с ней считаются.
Совершенно естественно, что главной среди нас троих стала Ли Цзюань. Если речь заходила об общих интересах, именно она решала, как следует поступить, а мы с Цяньцянь просто ее слушались. При этом она вовсе не походила на мужика в юбке, ее храбрость дополнялась осторожностью, а решительность – умом.
Отец и сын Лю заключили договор со строительным трестом, а мы, в свою очередь, заключили договор с отцом и сыном Лю, так что с точки зрения трудовых отношений нашими работодателями являлись они. На стройплощадке работало сразу несколько столовых вроде нашей, поэтому народ постоянно сравнивал качество обслуживания. Собственно, по-другому в таких случаях и не бывает. Отец и сын Лю старались изо всех сил, поэтому та сотня с лишним рабочих, которую обслуживали мы, питанием была очень довольна. Строительный трест часто нас хвалил и то и дело вручал переходящий вымпел. Разумеется, наших работодателей-поваров, да и нас самих все это довольно сильно изматывало. С другой стороны, это гораздо лучше, чем получать выговоры, к тому же в конце года нас награждали – каждый получал премию.
Работающие на стройке жили в двухэтажных бытовках, одну треть рабочих составляли солдаты инженерных войск, но в подавляющем большинстве здесь работали парни, приехавшие на заработки из деревень. Бытовки на стройплощадке растянулись на десять с лишним рядов, так что с утра до вечера стройка наполнялась жизненной энергией пяти-шести сотен молодых тел. Поскольку бытовок хватало не всем, то на стройплощадке размещалось еще и десяток с лишним палаток.
Что касается нас, то мы жили не в бытовке и не в палатке, а в списанном грузовике с двумя прицепами. В строительном тресте нам объяснили, что это было сделано ради нашей же безопасности. Ведь если бы нас, троих девиц, поселили вблизи одиноких и горячих парней, то кто бы отвечал за возможные последствия? К тому же такое соседство принесло бы неудобства и нам, и парням.
Хотя сам грузовик был списанным, его оснастили новым брезентовым тентом, в котором имелись небольшие затянутые сеткой оконца. Днем заднюю часть тента мы подвязывали с двух сторон по типу занавесок, а вечером плотно закрывали изнутри.
Пока в коллектив не влилась я, отец и сын Лю, как люди исключительно порядочные, предложили Ли Цзюань и Цяньцянь спать в переднем прицепе, соответственно, сами они ночевали в заднем. Передний прицеп был длиннее, а задний короче.
Когда на работу взяли меня, Цяньцянь не очень-то хотелось уплотняться, она даже заметила, что лежа нам просто не хватит места.
Но Ли Цзюань на это ответила:
– Неужели обязательно ложиться вдоль кузова?! Почему бы не лечь поперек? Нам всем непросто, надо быть добрее друг к другу. Встань и перемести свой тюфяк, а будешь и дальше притворяться бревном, получишь!
Сперва Хао Цяньцянь, закрыв глаза, демонстративно продолжала лежать на своем месте, но, услыхав последнюю фразу, быстренько подхватилась и с недовольным видом переложила свой тюфяк так, как ее просили.
Вот тогда-то я и подумала, что хорошо бы с этой Ли Цзюань подружиться – какая замечательная девушка!
Поведение Цяньцянь в общем-то можно было понять. Без меня девушки размешались вдоль кузова и могли спокойно растянуться во весь рост и спать безо всяких стеснений, а мое появление тут же внесло беспорядок в их и так ограниченное пространство.
Ли Цзюань молча дождалась, пока я расстелю свой тюфяк, потом аккуратно сложила свои и мои вещи в