Это напоминало допрос.
Ответить у меня не получалось – я онемела. Но если немые могут хотя бы мычать, я не в силах была выдавить ни звука. Похоже, я вообще потеряла голос.
Когда я очнулась, в ушах все еще продолжало звучать «почему». Только теперь этот вопрос задавала не Яо Юнь, а сама я.
И правда, почему? Почему, в конце-то концов? Ведь точно такая же ситуация произошла с Яо Юнь, и я ей тогда однозначно посочувствовала; но когда то же самое случилось с Ли Цзюань, я вдруг принялась ее осуждать?
Ведь, по сути, и Ли Цзюань, и Яо Юнь обе простые, искренние и душевные.
Неужели все потому, что Ли Цзюань – моя подруга, а Яо Юнь – обычная знакомая?
Но, с другой стороны, между друзьями должно быть больше сострадания?
Логичного объяснения я не находила.
Мне так повезло обрести почти родную сестру, и я так глупо ее потеряла – я снова осталась одна.
На следующий день мне уже не хотелось оставаться в этой комнате, которую я считала своим домом, поэтому с утра пораньше я вернулась на фабрику.
За десять с лишним дней я так и не возвращалась домой, было совершенно невыносимо смотреть на пустую кровать Ли Цзюань, делая вид, что ничего не произошло.
Как-то вечером я бесцельно бродила по тропинке у фабрики, погрузившись в свои думы.
Неожиданно я услышала пронзительный звук свистка и следом за ним крик:
– Перекройте дорогу! Это проверка!
Не успела я поднять голову, как в меня кто-то врезался – на земле сидела упавшая девушка, моя собственная голова трещала от боли. Потирая лоб, я присмотрелась повнимательнее – передо мной была не кто иная, как Ли Цзюань. На этот раз вместо ципао на ней были плотно облегающие брюки, одна из красных туфель валялась в стороне со сломанным каблуком. В конце тропинки выглядывала передняя часть полицейской машины, наверху которой под завывающий гул сирены крутился проблесковый маячок. Спиной к нам, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял полицейский.
Ли Цзюань, задрав голову, посмотрела на меня и протянула руку, чтобы я помогла ей встать. Ее движения выглядели совершенно естественно и непринужденно. Казалось, что с такой же просьбой она бы обратилась и к незнакомцу.
Я бы так не смогла.
Я тут же присела на корточки – мои движения также выглядели естественно, я действовала, не колеблясь ни секунды, и, скорее, импульсивно.
Сняв с себя туфли, я дала их ей, а заодно набросила на нее фабричную куртку. В итоге сама я осталась босиком и в короткой цветастой рубашке. Подобрав с земли ее туфли, я протянула ей руку, помогая встать.
– Я подвернула ногу, – сказала она.
Поддерживая ее под руку, я молча направилась к фабрике.
– Главное каблук не потеряй, отличные туфли, отремонтирую, и будут как новые, – снова подала голос она.
Я остановилась, оторвала каблук и закинула его куда подальше.
Уже подходя к воротам фабрики, я наконец открыла рот и произнесла:
– Возьми меня под руку.
Она послушалась.
– Опусти голову, не вступай в разговор, просто заводи меня внутрь, – снова распорядилась я.
Она так и сделала.
Я же, горько улыбнувшись вахтеру, показала сломанные туфли.
– На таких каблуках надо ходить аккуратнее, – сказал вахтер.
На фабрике имелся черный ход.
Проходя мимо мусорного бака, я зашвырнула в него туфли.
Не желая расставаться с ними, Ли Цзюань хотела было достать их обратно.
Я крепко вцепилась ей в руку и настойчиво потянула вперед.
Дойдя до черного хода, я вынула из кармана ключ и сунула ей в руку.
Она разогнула пальцы и, увидав, что это ключ, без лишних слов и без всяких эмоций вышла через дверь и, прихрамывая, направилась восвояси.
В тот вечер я без конца колебалась, возвращаться мне домой или нет.
В итоге решила не возвращаться, потому как не знала, что ей скажу, когда снова встречу ее.
В десятом часу я улеглась в постель, но поняла, что если не схожу домой, то точно не усну. Поэтому я встала и, сказав, что должна встретиться с одной из начальниц конвейера, поспешно направилась к дому. Толкнув дверь, я увидела лежавшую без сна Ли Цзюань. Она явно слышала, что я вернулась, но не шелохнулась.
Я тоже, не издавая ни единого звука, подошла к своей кровати и присела на краешек.
– Это не то, о чем ты думаешь, – вдруг произнесла она.
Она по-прежнему не шевелилась.
Выдержав паузу, я спросила:
– Тогда что это?
– Его больше нет.
Ее слова прозвучали невпопад, поэтому я не сразу поняла, что она имеет в виду.
И лишь через какое-то время она снова произнесла:
– Командир Чжоу погиб…
В один миг мне показалось, будто меня бросили в расплавленное железо, всю меня обдало жаром, после чего я, словно потеряв сознание, ощутила полную невесомость.
Я словно превратилась в железное изваяние командира Чжоу, у которого остались лишь мои уши, которыми я слышала, что говорит Ли Цзюань, – казалось, что ее слышу и я, и одновременно командир Чжоу.
Я изо всех сил ловила каждое слово Ли Цзюань, в итоге я поняла следующее: ценой собственной жизни командир Чжоу спас несколько человек от оползня, а сам остался погребенным под завалом. В деревне на попечении у его родителей остался сын. В следующем году он должен пойти в школу. Ли Цзюань надо было заработать побольше, чтобы помочь пожилым родителям командира Чжоу вырастить мальчика…
– Если у этого ребенка будет возможность поступить в университет, то я, Ли Цзюань, готова стать донором и продать почку, только чтобы он получил высшее образование. Если же учеба – это не его, я все равно продолжу содержать мальчика, пока ему не исполнится восемнадцать, а потом, будем надеяться, он пойдет служить в армию. В общем, я поклялась, что сделаю все возможное, чтобы его сын не чувствовал себя ущемленным…
Ничем непотребным я не занималась. В этом плане я, Ли Цзюань, так же чиста, как и ты, Фан Ваньчжи. Так что я не считаю, что опозорила тебя. Единственное, чем я занималась, так это составляла компанию за столом и пела песни. Я просто заметила, что многим нравится, как я пою, причем заниматься этим я стала при твоей же с Цяньцянь поддержке. Я никогда не опускалась до того, чтобы клянчить у мужчин деньги, но если они сами готовы меня вознаградить,