– Твою мать, ты думала, что я не посмею тебя ударить? Сама напросилась, ты первая начала, давай, топай теперь в профсоюз, жалуйся! Я просто найму себе адвоката…
Бац! Раздался еще более звонкий звук пощечины.
Открыв глаза, я увидела, что Чжао Цзывэй тоже прикрывает половину лица.
– Вдарь ей! Вдарь ей за меня! Все последствия я беру на себя… – приказал он, указывая своему помощнику на Ли Цзюань.
Мужчина тут же засучил рукава.
Между тем Ли Цзюань уже успела подскочить к конвейеру, в каждую руку она схватила по бутылке и, хлопнув их друг о друга, разбила вдребезги…
Чжао Цзывэй и его помощник остолбенели.
Ли Цзюань, вернувшись ко мне, передала мне одну из разбитых бутылок и грозно произнесла:
– Это разумная самооборона, они посмели третировать женщин, мы воткнем это им в морды, чтобы навсегда запомнили урок!..
С этими словами она наставила разбитую бутылку на помощника, попутно слизывая вино с пальцев свободной руки.
Тогда я, настойчиво повторяя: «Не подходи! Не подходи!» – направила бутылку на Чжао Цзывэя и стала шаг за шаг приближаться к нему, заставляя его отступать. Стоявшие за ним девушки все как одна подняли головы, глядя на нас кто с удивлением, а кто в полной растерянности.
Ли Цзюань в это время выписывала разбитой бутылкой круги перед лицом противника, вознеся свободную руку над головой, почти касаясь пальцами затылка – ни дать ни взять заправская фехтовальщица.
– Ты куда? А как же зарплата? И остальное? – кричала позади меня Ли Цзюань, пока я, сама не своя от злости, направилась прямиком на выход.
– Про зарплату за последние полмесяца лучше забыть, – ответила я.
– Еще чего! – возмутилась Ли Цзюань.
– А если бухгалтер не даст? – спросила я.
– Пусть попробует! – ответила Ли Цзюань.
– Они имеют право не дать, ведь мы разбили две бутылки, – сказала я.
– Но нас спровоцировал этот тип по фамилии Чжао. Стоп, не выбрасывай, пойдем с бутылками! – произнесла Ли Цзюань.
И мы, продолжая сжимать в руках разбитые бутылки, направились прямо в кассу.
Сидевшая в кассе девушка показала нам большой палец и, ни единого слова не говоря, быстро произвела полный расчет.
После этого мы направились в общежитие, где сняли униформу и переоделись в свою одежду.
– Надеюсь, сидевшей на кассе девушке не влетит из-за нас, – произнесла я.
– Не переживай, – ответила Ли Цзюань, – скорее всего, этот Чжао уже кого-то к ней послал и предупредил. Не оставляй униформу как попало, сложи аккуратно.
– А есть необходимость? – удивилась я.
– Конечно, надо остаться для девушек примером, – ответила Ли Цзюань.
– О каком примере ты говоришь после того, что мы натворили?
– Наш поступок тоже пример! По крайней мере, мы им доказали, что не стоит позволять людям, подобным Чжао, садиться себе на шею и обсирать! О, а винишко-то очень даже ничего!
Последние ее слова меня позабавили.
Прежде чем покинуть общежитие, я взяла мел и оставила надпись на доске объявлений: «Если вас еще раз обидят, идите в профсоюз! Фан Ваньчжи».
В этот момент я отчасти ощущала себя бравым молодцем У Суном [64].
– Правильный наказ, это точно принесет свои плоды! – прокомментировала Ли Цзюань.
В тот вечер Ли Цзюань снова пригласила меня поесть лапши. Мы взяли по две банки пива каждая и напились до чертиков. Вернувшись в гостиницу, мы уже ни о чем не разговаривали, а сразу завалились спать.
На следующее утро меня разбудила Ли Цзюань.
– Кошмар! Скорее вставай, представляешь, что будет, если мы опоздаем! – затараторила она.
Я, словно выпрыгнувший из воды карп, резко уселась на кровати, ошалело посмотрела в наше оконце, после чего снова улеглась.
– Эй, ты чего разлеглась-то? Не забывай – ты наш начальник! Не встанешь – я уйду одна!
Ли Цзюань уселась на край кровати и принялась обуваться.
– Ты забыла про вчерашнее, – сказала я.
Она замерла, после чего разулась и тоже легла. Пролежав так довольно долго, она наконец произнесла:
– Ну, значит, мы обе теперь безработные.
Найти работу перед Первым октября [65] было и правда нелегко, и вдвойне труднее найти работу хоть сколько-нибудь по душе. После выходных по случаю Первого октября практически все приезжие хозяева лавок начинали готовиться к возвращению домой в преддверии Нового года.
Мы с Ли Цзюань искали работу то вместе, то по отдельности, и каждый раз возвращались разочарованными. Я-то как раз не слишком расстраивалась, поскольку мою жизнь наполняло нечто гораздо более важное – я изо всех сил стремилась получить диплом и все мысли сосредоточила на учебе. У меня имелись сбережения, а также акции, так что мое положение нельзя было назвать критическим. Другое дело Ли Цзюань, ее сбережения составляли не более двадцати тысяч юаней, привезенных из дома, причем эти деньги не принадлежали ей целиком – каждый месяц ей надлежало высылать определенную сумму родителям командира Чжоу, чтобы у пожилых людей и их внука не возникало денежных затруднений. За словом «надлежало» стояло собственное требование Ли Цзюань к себе. Как по мне, так сближение с людьми – это пусть и добровольное, но все-таки принуждение, я этого не принимала.
Поскольку поиски работы были безуспешными, на лице Цзюань поселилась печаль, которая говорила о ее душевных страданиях. И пускай при мне она изо всех сил старалась бодриться, страдая целыми днями от безделья, ей не удавалось сделать вид, что все хорошо. Я все замечала и поэтому не могла не кипятиться. Наш дом был достаточно просторен для нас двоих, но, когда одна погружалась в учебу, становясь немой, а другая, мучаясь от одиночества, хотела поговорить, но боялась помешать, пространство заметно сжималось. Она то лежала, рассеянно глядя в потолок, то усаживалась на кровати и молча глядела на меня, явно желая поговорить. Она не могла без конца уходить из дому. Я понимала, насколько ей было плохо, тем более что, будучи моей противоположностью, она обожала двигаться и терпеть не могла сидеть на месте. Всякий раз, когда Ли Цзюань находила предлог выйти, она очень долго не возвращалась. Я понимала, что она делает это исключительно для того, чтобы дать мне время нормально позаниматься. Хотя гостиничный номер считался нашим общим домом, она словно провела границы кто есть кто, назначив меня хозяйкой, а себя – гостьей, которой просто повезло бесплатно подселиться.
По ночам я часто слышала, как она ворочается и тихонько вздыхает.
Меня это весьма удручало.
Как-то раз, в одну из таких неспокойных ночей, я не выдержала,