Этот собака ли царь Калина
Прочитал он грамоту й посыльнюю
От того ль от князя й от Владимира,
А даёт он ему строку поры-времени,
Не на мало поры-времени – на три году,
На три году й на три месяца —
Приочистить улички стрелецкие,
Все широки дворы княженецкие,
А наставить хмельных напиточек,
Чтобы бочечка о бочечку й частёхонько,
А частёхонько были, близёхонько,
Чтобы было б где стоять собаке царю Калине
Со своима й войсками со великима.
Да й прошло тут времечки по год поры,
Да й прошло тут времени по два году,
Да й прошло тут времени по три году,
Ведь по три году й по три месяца.
Тут докладуют ко князю ко Владимиру:
«Ты Владимир-князь да й стольне-киевский!
Ты сидишь во тереме златом верхи,
А ты ешь да пьёшь да й прохлаждаешься,
Над собой невзгодушки не ведаешь.
А ведь твой-то славный стольний Киев-град
В полону стоит да й под обидою, —
Обошла его литва поганая
А того ль собаки царя Калины,
Он хочет чёрных мужичков твоих повырубить,
Хочет Божья церквы все на дым спустить,
А тебя, князя´ Владимира, в полон-то взять
Со Опраксией да королевичной,
А в полон-то взять да й голову´ срубить».
Прикручинился Владимир, припечалился,
Он ходил по горенке столовоей,
Да й погуливал о столики дубовые,
Да й ронил Владимир горючи´ слезы,
Говорил Владимир таковы слова:
«А я глупость сделал, князь да стольне-киевский, —
Засадил дуродня й добра молодца,
Старого казака Илью Муромца
А на тыя погребы глубокие,
А на тыи ледники холодные,
А за тыя ль решётки за железные,
Не на мало поры-времени – на три году,
На три году й на три месяца.
А который бы дуродний добрый молодец
Постоять бы мог за веру й за отечество,
Сохранить бы мог наш Киев-град,
А сберечь бы мог он церквы Божие,
Да й сберечь бы мог меня, князя´ Владимира».
Тут у славного у князя й у Владимира
А любима й была дочь одинакая,
Говорит она да й таковы слова:
«Ай же батюшка да й ты Владимир-князь!
А прости-ка ты й меня в вины великоей,
А я сделала ключи поддельные,
Положила людей потаенныих
На тыи погребы глубокие,
Да й снесли-та й ествушки сахарние,
Да й снесли-та й питьвица медвяные,
Да й перинушки, подушечки пуховые,
Одеялушки снесли да й теплые,
А сапоженки на ноженки сафьянные,
На себя снесли да й кунью шубоньку,
А шапку на головушку й соболиную
А тому ль дуродню добру молодцу,
Старому казаку Илье Муромцу.
Он есть жив бога´тырь святорусскии,
В полону сидит да й под обидою,
Он не старится, да й лучше ставится».
Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,
А берёт Владимир золоты ключи,
Да идёт на погребы й глубокие,
Отмыкает погребы глубокие,
Усмотрел он дуродня добра молодца,
Старого казака Илью Муромца:
На себе у него да й кунья шубонька,
А сапоженьки на ноженьках сафьянные,
На головке шапка соболиная,
Да й перинушки, подушечки пуховые,
А одьялышки да й ещё тёплые,
Перед ним стоит ествушка сахарнии,
Перед ним стоит питьвицо медвяныи,
В полону сидит богатырь святорусскии,
Он не старится, да й лучше ставится.
Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,
Он берёт ёго й за ручушки за белые,
Да й за перстни брал да й за злаченые,
Целовал во уста да й во сахарние,
Да й повёл его в палату белокаменну.
Приводил его в палату белокаменну,
Да й во горенку он во столовую,
Да й садил за столики дубовые,
За тыи за скамеечки окольние,
Да й кормил его ествушкой сахарноей,
Да й поил его питьвицем медвяныим.
Говорит Владимир таковы слова:
«Ай же старый казак ты Илья Муромец!
Ты прости меня в вины великоей,
На меня ты, князя, ведь не гневайся,
А постой-ка ты за веру й за отечество,
Да й за тот за славный стольний Киев-град,
Да й за тыя ль за церквы да й за Божие,
За меня, за князя за Владимира.
Наш ведь Киев-град да й в полону стоит,
В полону стоит да й под обидою —
Обошла ведь его литва поганая
А того ль собаки царя Калины,
Хочет чёрных мужичков он всех повырубить,
Хочет Божьие церквы все на дым спустить,
А меня, князя Владимира, в полон возьмёт
Со Опраксией да й королевичной».
Так тут старый казак да Илья Муромец
Он поел тут ествушок сахарниих,
Да й попил тут питьвицов медвяныих,
Выходил за столиков дубовыих,
Да й за тых скамеечек окольныих,
Выходил на славный на широкий двор,
Да й на тот на славный стольне-Киев-град,
Он ходил-гулял по городу по Киеву,
Цельный день гулял с утра й до вечера,
Заходил в свою палату й белокаменну,
Да й во тую ль горенку столовую,
Он садился к столику дубовому,
А за тыи скамеечки окольные,
Он поел тут ествушки сахарноей,
Да й попил он питьвицов медвяныих,
Спать ложился й на кроваточку тесовую,
Да й на тую ль на перинушку пуховую.
А поутрушку вставал ранёшенько,
Умывался он да добелёшенька,
Одевался он да й хорошохонько,
Он одел одёжу драгоценную,
А снарядную одёжицу опальную,
Манишечки-рубашечки шелко´вые.
Да й берёт свой ту´гой лук разрывчатой,
А набрал он много стрелочек калёныих,
А берёт свою он саблю вострую,
Своё вострое копьё да й муржамецкое,
Выходил молодец тут на широкий двор,
Заходил он в конюшню во стоялую,
А берёт тут молодец добра коня,
А берёт