Сначала он завёл сердце, соединив микролитиевый аккумулятор большой ёмкости с микроэлектродвигателем и микрогенератором, нажав на родинку за ухом манекена. Энергия волнами по микрооптоволоконным сосудам прокатилась по всей его оболочке, изменив её цвет с мертвенно-бледного на розово-телесный. А теперь самое главное – сканирование своего мозгового энергетического поля и закачка в микропроцессоры головы второго Я. Процесс безопасный, но довольно длительный, поэтому он скотчем приклеил руки и ноги манекена к стулу, чтобы исключить внезапные и непредвиденные движения оживающего субъекта. К концу третьего часа зашевелились губы, затем лицо сморщилось в недовольной гримасе, когда человека будят, прерывая его сладкий сон, а затем открылись глаза, и Он с любопытством посмотрел на Арсения. Арсений сам чуть было не заснул и так же удивлённо, но радостно глядел на своё второе Я.
– Ну что, так и будем пялиться друг на друга? – вдруг проговорил Арсений 2. – Давай уже, отключайся и освобождай меня.
– Не торопись, осталось пару гигабайт, и мы закончим, потерпи маленько, для полноты жизненной энергии. Похлопай пока глазами, пошевели ушами. – Арсению сразу же не понравился тон своего собеседника. («Так это же Я! – тут же его удивила и обрадовала первая мысль от увиденного и услышанного. – Я бы в точности так стал выражать своё недовольство, окажись связанным по рукам и ногам».) – И тебе здравствуй, – проговорил он.
– Ладно, не бери в голову, – как бы извиняясь, проговорил Двойник, – приношу свои извинения, – нехотя выдавил он из себя.
– Как себя чувствуешь? – спросил Арсений. – Нигде не болит, ничего не жмёт?
– Пойдёт… хотя бывало и лучше. Всё тело затекло, неплохо было бы размяться.
– Послушай, как тебя там… – необдуманно произнёс Арсений.
– Да, как меня тут? – в ответ съязвил клон. – Имя-то у меня есть? Или будешь меня звать «Эй, Ты!»?
– А какое имя тебе больше нравится? – парировал Арсений. – Включи мозги, и вперёд – покопайся в памяти и найди.
– Хорошо, я подумаю. А что ты хотел мне предложить? А то мы отвлеклись от темы.
– Да, вот что, давай договоримся вести себя корректно без всяких закидонов, не забывай, что я тебя насквозь вижу.
– Ладно, но договор – это есть обоюдно-равное и выгодное соглашение сторон, не так ли? Или ты будешь доминировать на правах диктатора? Тогда – какой уж тут договор? – лицемерие одно.
«Во шпарит! – подумал Арсений. – А что же я хотел? Вылитый Я».
– Так, по поводу имени я придумал. Так как я не человек и состою сплошь из чипов, а прародитель, как ни крути, – ты, Арсений, то имя мне Чипарс. Не возражаешь?
Возражать было нечего. Он прямо предугадал то, что придумал бы и сам Арсений. Ну и началось… так как предугадывалось не только это, но и каждый жест и движение мысли. Двойник – он и есть двойник. Чипарс встречал его с работы и делал всё так, как только помыслил Арсений. Даже фразы снимались с языка, потому что оба думали в унисон. Программа, заложенная в двойника, сбоев не давала. Поначалу это даже нравилось, но потом приелось. А со временем эта предсказуемость и вовсе стала надоедать. Всё было одинаково предсказуемо и неинтересно. Арсений задумался об этой метаморфозе и понял такую вещь: «Между нами интеллектуально стоит знак равенства. Соответственно разность обоих частей уравнения даёт ноль. А это означает, что между нами нет развития за счёт взаимообогащения. Его просто не может быть».
Неинтересно было даже играть в шахматы или нарды, так как каждый предугадывал ход соперника. Выиграть удавалось только тогда, когда кто-то зевнёт.
«А всё почему? – Да потому, что мы одинаковые! – соображал Арсений. – Господь Бог недаром сотворил не только мужчину, но и женщину, и не только для размножения рода людского. Она была противоположностью мужчине и дополняла его, осуществляя принцип единства и борьбы противоположностей, а это вело к развитию не только интеллекта, но и чувств, без которых это развитие было невозможно. А совершенство этих самых чувств вело к гармонии мира. Да, так было задумано Творцом».
А у Арсения это исключалось в принципе. Сделать из Чипарса слугу он уже не мог, так как программа, заложенная в него, на это не была рассчитана, ведь, уподобляясь Творцу, Арсений заложил в неё свободу выбора и воли, да ещё возможность самосовершенствования.
«Где-то была нестыковка, – признавался себе Арсений, – но где? В программу были заложены все основные эмоции, и они должны были скрасить жизнь не только Чипарсу, но и им обоим. Но этого почему-то не происходило, но почему? Опять прокол!»
Теперь только до Арсения стало доходить, что замахнулся он на недостижимое – подвластное только Богу. Он уже не надеялся это исправить, но найти ошибку он считал своим долгом. Опять он погрузился в анализ, по сотне раз обдумывая, что он не учёл и что в принципе не мог учесть? И понял!
В программу были включены простые эмоции: радость, испуг, обида, гнев, грусть, удивление и другие, – но не было эмоций любви и сострадания. Последние две были сложными эмоциями, включающими в себя целый мир: это и радость, и печаль, память переживаний и потерь, надежда и разочарование, понятия душевной боли, смерти и жизни. Настолько всё переплелось в этих эмоциях, что воспроизвести их не представлялось возможным. И опять пришло откровение Арсению: «Души не было у клона, а любовь и сострадание – это производные души. Да и сама жизнь человеческая без неё невозможна. Жизнь андроида – да, но не человека, а он уже приравнял его к себе. Привить эту эмоцию бездушному существу – это всё равно как слепому от рождения рассказать обо всём многоцветьи окружающего мира. Любовь – ещё большая эмоция, и она не может быть без чувства сострадания».
Поняв это, Арсений пришёл в ужас. Налицо было противоречие интересов: познавать мир и совершенствоваться и отсутствие такой возможности по определению. И теперь Чипарс начал ощущать дефицит этих эмоций. Он понимал, что, в общем-то, он такой же, как и Арсений, но чего-то ему не хватало, для того чтобы быть в точности, как он.
Чипарс был привлекательным внешне и даже симпатичным, с небольшими усиками над верхней губой. Иногда в маршрутке молодые девушки смотрели на него с интересом, но, получив в ответ холодный и равнодушный