– Это не я! – сейчас же сказала она отцу Илье.
Он посмотрел в её сторону – и увидел… Но Сашенька, сострадая ему, уже отвернулась к Ангелу, и тот, без слов, в мгновение ока увлёк её прочь…
И вот она уже медленно, как ото сна, пришла в себя, и её лёгкое, гибкое юное тело на мгновение показалось ей странно плотным, тяжёлым, медлительным… Сашенька огляделась… Видимо, она просидела так, вне себя, всего несколько секунд. Вокруг ничего не изменилось. Второй её мыслью было, что её утешили несказанно. Ей не в чем было винить себя, и искушение батюшки теперь должно прекратиться.
«Как же милостив Бог!» – подумала она.
Одним мгновенным видением Он успокоил и оправдал её и, конечно, помог и отцу Илье, потому что тот теперь точно знает, с кем имеет дело.
Она поднялась, затеплила лампаду и в радостной благодарной молитве забыла все тревоги этого дня.
Отец Илья в это время сидел на заднем сиденье старенького «Москвича», возвращаясь от больной прихожанки. Измученный непрекращающейся борьбой, он так глубоко задумался, что словно бы перенёсся куда-то, где, как ему казалось, он почти против воли слушал Сашенькины жалобы и мольбы, когда вдруг услышал звонкое «Это не я!», поднял глаза – и увидел настоящую Сашеньку рядом с высоким сияющим Ангелом. И сейчас же они исчезли, а он вновь посмотрел на то, что только что казалось ему умоляющей девушкой… и содрогнулся. Разоблачённый бес на его глазах унёсся прочь, безобразно дёргаясь и превращаясь во что-то чёрное и мерзкое.
«Господи, помилуй!» – воскликнул отец Илья с ужасом и стыдом.
Кого он слушал, кому он верил?! Как он мог забыть самые простые законы духовной борьбы?! Как мог он поверить тому, что кажется?! Забыть о молитве?!
«Господи, помилуй! – в сокрушённом раскаянии перекрестился он. – Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися! Да постыдятся и посрамятся ищущие душу мою, да возвратятся вспять и постыдятся хотящии ми злая!» [4] – И неожиданно увидел, как метнулось прочь несколько других теней, оказывается до сих пор остававшихся возле него.
Одновременно какой-то предмет, глухо звякнув, упал где-то рядом. Впрочем, последнего священник не заметил: он возвращался в себя. В вещественный мир, в котором он, иерей Илия, ехал на заднем сиденье старенького «Москвича», возвращаясь домой после совершения требы. Внук бабушки-прихожанки спокойно сидел впереди за рулём, а за окном уже голубели ранние зимние сумерки. Священник облегчённо вздохнул.
«Слава Богу! – подумал он. – Слава Богу! Господу нашему слава!»
2. Два мира
На этом, наверное, и закончилась бы наша история, если бы не ещё одна молитва, поднимавшаяся в это же время к небу, словно пламя свечи. Больная старушка, причащать которую ездил отец Илья, стоя на двух костылях перед иконами, читала благодарственные молитвы по святом Причащении. Окончив же их, она не загасила лампад и не пошла отдыхать, несмотря на усталость и боль, а, горько заплакав, сказала, глядя на образ Спаса:
– Господи, Господи! Помилуй нас, грешных! Помилуй меня, бестолковую, что не могу научить я вере доченьку и внуков моих! Они такие хорошие, посмотри на них! Но нет в них веры, такое горе! Губят себя, и как же мне жить и умирать, видя это! Смилуйся, Милостиве, даруй им веру, помоги им, просвети их… великия ради милости Твоея…
Рыдания мешали ей говорить, и она замолчала, но долго ещё, обвисая на костылях, стояла перед иконами, и слёзы прозрачными струями текли по её чистому старческому лицу.
И потому, когда отец Илья вышел из машины Андрея, предмет, упавший возле него в запредельном мире, оказался там, где сидел батюшка.
Андрею очень хотелось поскорее вернуться домой, но ехать быстро не получалось. Скользкая дорога, падающий снег и пробки не оставляли ему надежды хотя бы вечер этого воскресенья провести так, как хотелось.
«Эх! – то и дело вздыхал он, сдерживая желание прибавить скорость. – Пропал выходной! Три часа потерял только на дорогах! Но ведь и бабуле нельзя было не помочь, она так скучает по своей церкви, жалко её, – думал он. – И священник этот такой симпатичный, молодой, и такой уставший… не заставлять же было его ехать на метро и автобусе!.. Вот странно! И как это они могут верить в Бога? Кажется, всё неглупые люди… Нет, этот мир слишком безобразен и страшен, чтобы можно было поверить, что в нём есть добрый Бог… Нет, никто не поможет, не защитит, не спасёт. Человек одинок, и надеяться не на кого…»
Среди подобных безрадостных мыслей Андрей доехал до дома, припарковал «Москвича» и уже направился было к подъезду, когда что-то блеснуло ему в глаза с заднего сиденья машины. Он наклонился, всматриваясь. Какой-то маленький овальный предмет отражал оранжевый умирающий свет ближнего фонаря.
«Зеркало?!» – удивился Андрей.
Он открыл дверцу машины и взял зеркало. Мысль, что его уронил священник, показалась нелепой и дикой. Кто же тогда? Мама или сестра? Зеркало было странным, как будто старинным, в бронзовой оправе и с ручкой – он никогда не видел такого у них. Андрей пожал плечами, засунул его в карман и поспешил домой. Ужин и телевизор с воскресной программой – тоже немалая часть воскресного дня.
Мама была на дежурстве, а сестра на кухне как раз готовила ужин.
– Долго ещё? – спросил Андрей.
– Нет, минут через десять будет готово, – добродушно улыбнулась Татьяна.
Андрей прошёл в общую комнату, чтобы покамест включить телевизор, но взглянул на бабулину закрытую дверь и решил сначала спросить её, как она себя чувствует. Всё-таки весь день волновалась, в её-то возрасте. Она тихо лежала на своей кровати, по обыкновению перебирая чётки, и светло улыбнулась ему, как умела только она одна:
– Входи, Андрюшенька! Как довёз батюшку, как доехал обратно?
– Всё хорошо, ба. А ты-то тут как?
Она снова улыбнулась и ласково покивала в ответ.
– Да, – вспомнил Андрей и достал из кармана брюк странное зеркало. – Ты не знаешь, это не мамино? Кто-то у меня в машине забыл.
– Нет, никогда у неё его не видала, – бабушка взяла его и стала разглядывать. – Какое необычное!
Она взглянула в него, задумалась, удовлетворённо вздохнула, но сейчас же лицо её сделалось скорбным, а кроткие старческие глаза наполнились слезами.
– Бабуля! – Андрей