И графоман отомстил?
Старший товарищ Николая Корнеевича
после известия о расстреле сказал:
«Когда государство сталкивается с поэтом,
мне так жалко бедное государство.
Ну что государство может сделать с поэтом?
Самое большое? Убить!
Но стихи убить нельзя, они бессмертны,
и бедное государство всякий раз
терпит поражение».
В 1986 году – к столетию поэта —
появилась публикация в журнале «Огонёк»,
Гумилёва реабилитировали, архив был открыт,
и выяснилось, что среди стихов самого ярого
из его гонителей – Константина Симонова,
самого советского из поэтов —
регулярно встречаются строки, а то и строфы
Николая Стефановича.
2
Егане Джаббаровой
Не стану называть ничьих имён.
Иначе это стихотворение превращается в пасквиль.
Осип Эмильевич Мандельштам
теряет сознание во время санобработки.
Признаётся мёртвым и увозится в больничку.
Там он оживает и молча лежит целый день.
И только в следующий полдень умирает по-настоящему.
Популярный екатеринбургский критик во время концерта
в честь размещения мемориальной доски на вокзале,
где Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна проводят три дня,
путает «Вторую» и «Чёрную» речки,
а после отшучивается,
что, едино, всем «за речку» отходить.
Известный аналитик русской поэзии подчёркивает,
что Осип Эмильевич старательно примеряет
на себя маску Александра Сергеевича.
Да и сам поэт в «Шуме времён» проговаривается,
что его память удерживает и коллекционирует
лишь маски, а не людей.
Потому и путешествует Мандельштам не в пространстве.
Армянские и грузинские поэты,
после посещения их стран легендарным литератором,
пишут возмущённые письма в Союз писателей,
что в своих путевых заметках Осип Эмильевич
не показывает стремительно развивающегося
социалистического Востока,
а лишь вытаскивает на свет всё реакционное
и отживающее.
Возможно, он – самый последовательный юнгианец
в русской литературе, и потому
стараниями своей вдовы становится «Маской Поэзии»,
архетипом казнённого поэта, вмещает в себя
не только Александра Сергеевича,
но и Давида, и Орфея,
и ещё не рождённого Бродского.
Разбудите меня посреди ночи и попросите прочитать
самое главное русское стихотворение,
я прошепчу:
«И только и свету – что в звездной колючей неправде,
а жизнь проплывет театрального капора пеной,
и некому молвить: «из табора улицы темной…»
3
Что является противоположностью путешествия?
Затворничество? Нет, оно – путешествие духа.
Принятие гостей.
Хозяин застолья становится Алефом, центром всего.
В придуманном мире придуманного писателя Макса Фрая
планета, на которой обитают персонажи,
пронзена особым Стержнем Силы.
С одной стороны Стержень выходит на востоке материка Хонхона
в нижнем течении реки Хурон
на острове Холоми
и является Сердцем Мира.
Вокруг него построили город Ехо,
населяют тот город волшебники,
поскольку сила Сердца Мира позволяет им пользоваться
Очевидной магией.
С другой стороны Стержень выходит в глубинах океана,
где обитает неописуемая тварь…
Она готова сожрать каждого, кто заявится на её территорию…
Но некоторых она выплёвывает.
Считается, что, побывав в утробе этой твари, любой человек
обретает невиданное могущество.
Максимально возможное, но не вообще,
а для него лично.
Хочешь развеселить Бога:
либо ныряй в пасть к твари,
либо принимай гостей за круглым столом
в городе с разноцветными тротуарами.
На Чёрной речке в истории русской поэзии состоялись две
знаменитые дуэли.
Вторая также произошла из-за женщины.
Елизавета Ивановна Дмитриева и Максимилиан Александрович Волошин
создали гетероним Черубина де Габриак.
Стихи напечатали в журнале «Аполлон».
Николай Стефанович Гумилёв решил покорить сердце красавицы-католички.
Взять очередной трофей.
Михаил Алексеевич Кузьмин слил тайну имени.
Гумилёв вызвал Волошина на дуэль.
Свидетельства о дуэли противоречивы.
Известно, что Максимилиан Александрович потерял в снегу калошу.
Искали вчетвером, с секундантами.
Стреляться в одной калоше посчитали глупым.
Зато определились два полюса:
ныряющий в пасть неизвестности Гумилёв
и собирающий поэтов Волошин.
Будем точны. Собирал не Волошин.
Создала и хранила Крымский приют его мать —
Елена Оттобальдовна, архетип Великой Праматери,
Пра.
Сам же Макс собирал поэтический дар,
словно в романе его тёзки юные аферисты,
брал понемногу от каждого визитёра,
пока не обрёл максимальную гениальность,
чтобы создать несколько финальных поэм,
самому стать Сердцем Поэзии,
прикосновение к которому дарует возможность
использовать
очевидную магию слов.
Талантливые и не очень талантливые творцы считают, что Сердце Поэзии
находится в Доме Поэта в Коктебеле,
приезжают туда снова и снова,
ожидая раскрытия собственного дара.
Самые хитрые из них идут по узкой тропе до ближайшей сопки,
где покоится могучая плоть поэта,
и выкладывают камешками на плоской вершине
письма небу.
И только единицы понимают,
что достаточно открыть любое из поздних стихотворений
Максимилиана Александровича,
прочитать его над накрытым столом,
а после созвать друзей
и слушать бесконечные истории
о ныряниях в пасти к неописуемым тварям.
«Страшное стирается…»
Страшное стирается.
Остаётся – периферийное.
Шевелящиеся губы, сжатые губы.
Счастливая собака,
не понимающая человеческой речи,
тыкается в привычные руки.
Эта автоматическая ласка —
единственный способ
сохранить человеческое достоинство.
Спасибо, собака.
Не слушай нас.
Не понимай.
Ладья дураков
Евгений Витковский
Род. в Москве в 1950 г. Потомок обрусевших немцев, владевших в Москве картонажной фабрикой. Учился в 1967–1971 гг. на искусствоведческом отделении в МГУ, который покинул, по его же словам, от отвращения. Все последующие годы – профессиональный литератор (поэт-переводчик и редактор). Переводил Рембо, Валери, Китса, Рильке, Камоэнса.